Читать книгу "На острие иглы - Илья Стальнов"

– Откуда письмо?

– Передал какой-то месье. Сказал, что дело не терпит отлагательства. Откройте.

– Подсунь под дверь, плут.

– Это толстый пакет, он не пролезет.

– Он там не один, – прошептал я. – Не стоит открывать.

– Опасность лучше встретить лицом к лицу…, Открываю.

Адепт извлек из ножен свой кинжал. Руны, которые во время схватки с Хранителем светились ярким светом, теперь чернели в свете свечи. Я взвел курок пистолета и взял в другую руку шпагу.

Винер отодвинул засов и резко распахнул дверь, сразу же отпрянув в сторону. В проеме я увидел вжавшегося в стену испуганного хозяина и рядом с ним высокую фигуру, закутанную в плащ.

– Не стреляй, Винер. Я пришел во имя Света. Помыслы мои чисты и направлены против Змея. – Голос у незнакомца был высокий, говорил он по-немецки. Он шагнул в комнату и показал руку с кольцом, на котором блеснул драгоценный камень с нанесенным на нем изображением знака Ордена Ахрона. Под его добротным плащом скрывалось шитое синей и серебряной нитью богатое платье, на голове широкополая шляпа с плюмажем – он был одет как знатный дворянин. По комнате распространился аромат дорогих духов. Одежда на визитере не была походной и не носила на себе следов путешествия. Следовательно, скорее всего это Парижанин.

– Заходи, брат, – произнес Адепт.

Несомненно, это гонец, которого мы так долго ждали. Пришел друг. И он должен сказать, что же нам делать дальше, чтобы вырваться из стягивающих нас пут и продолжить служить Ордену.

– Ты свободен, – кивнул гость хозяину и протянул монету. – Теперь исчезни!

Хозяин не заставил повторять приказание и скрылся во тьме коридора.

Мы расселись вокруг большого овального стола так, чтобы видеть друг друга.

– К чему был этот театр? – спросил Адепт.

– Чтобы меньше объясняться на пороге на радость другим постояльцам этой пыльной дыры.

– С чем ты пришел? Несешь ли ты добрые новости?

– Как сказать. Верхние Адепты не могут освободить вас. Им это не под силу.

– Мы знали об этом, – отмахнулся Адепт. Он разлил по железным кубкам доброе бургундское. – Давай выпьем за величие Верхних Адептов. – В его тоне чувствовалась насмешка.

Мы осушили кубки.

– Вторая новость. Они не могут предоставить вам убежище. Нужно ли объяснять почему?

– Не нужно. Я так и предполагал. Но все равно это очень плохая новость. Давай выпьем и за это – за святую тайну тайных убежищ, чтобы никто не мог сорвать с них покров.

Мы осушили еще по кубку. Голова приятно закружилась, в теле появилась легкость… Но все равно напряжение не спадало. Я почти физически ощущал нарастающую тяжесть разговора и усугубляющуюся сложность нашего положения. Не так давно Адепт говорил: может случиться так, что мы останемся вообще одни. Похоже, его худшие опасения сбывались

– Это все, что ты хотел донести до нас от имени Верхних Адептов? – строго спросил Адепт.

– Нет, не все. – Гость вынул из-под плаща свернутую, перевязанную веревкой рукопись – Возьми. Это помощь. Все, что они могут.

Адепт развязал веревку, и рукопись мягко развернулась, ложась белым листом, испещренным мелкими знаками, на грубую крышку стола. Винер нагнулся и пробежал глазами несколько страниц, потом озадаченно покачал головой.

– Та-а-ак. И это все?

– Не все. Еще – деньги, лошади, все, что необходимо в пути.

– Это не помощь

– Знаю. Но все-таки возьми. – Гость бросил на стол увесистый мешочек с золотом. Это были очень большие деньги, многим их хватило бы на всю жизнь.

– Хорошо, спасибо и на том. – Адепт был мрачен. Встреча расстроила его. Наши надежды пошли прахом.

– Это еще не все, – произнес негромко гость.

– Еще деньги? – горько усмехнулся Адепт.

– Нет, не деньги. Вот это. – Он вытащил из кармана коробочку, бережно положил ее на стол и открыл крышку. В коробочке находилась необычайно красивая пестрая бабочка, сделанная из какого-то незнакомого мне металла. Она ровно сияла, отбрасывая синие, красные и зеленые блики на предметы. Адепт зачарованно впился в нее глазами и протянул к бабочке неожиданно задрожавшую руку. Когда бабочка оказалась на его ладони, она вдруг вспыхнула ярко-синим, ослепившим нас на миг светом, а затем начала бледнеть, растворяться. В течение трех минут, которые мы сидели неподвижно, боясь лишний раз вздохнуть, понимая, что на наших глазах происходит нечто невероятное, бабочка становилась бледнее, прозрачнее, под конец тускло вспыхнул ее контур и от нее не осталось ничего. Мы все разом вышли из оцепенения. После власти неподвижной, застывшей тишины и неземного света на нас обрушились казавшиеся теперь очень громкими звуки парижской ночи – шуршание ветра, далекий крик, кудахтанье курицы.

– Они все-таки нашли ее, – взволнованно прохрипел Адепт.

– Да, – кивнул гонец, переводя дыхание и вытирая манжетой лоб.

– И они вручают этот подарок мне?

– Вручают.

– Это большая честь. Это настоящая помощь.

– Это все, что они могут.

– Они дарят нам луч истинной надежды Если только мы уже не опоздали.

– Опоздали, – эхом повторил я, ощущая, что внутри меня что-то переворачивается. Моя рука, подпиравшая подбородок, бессильно упала на стол, голова тоже едва не ударилась о крышку, но я тут же пришел в себя.

– Что с тобой, Эрлих?

– Н-не знаю, – выдавил я с трудом. – По-моему, он коснулся меня. Кажется, он все-таки нашел нас.

– Плохо, – покачал головой гость. – Неужели помощь пришла слишком поздно?

– Да, – кивнул Адепт. – Хранитель где-то здесь.

Громкий стук разорвал тишину. Что это еще такое?!

Комнату мы сняли для состоятельных постояльцев, поэтому в ней была добротная мебель, ковер и даже стекла в узеньких окнах. Сейчас в одно из стекол билась черная тень. Будто сама дьявольская сила решила заглянуть к нам в этот вечер. Тень трепетала, корежилась, не в состоянии проникнуть сквозь стеклянную преграду. Я первым оправился от неожиданности и сумел различить, что в окно бьется большая черная птица. Не такую ли вестницу несчастья видел я когда-то в далекой Московии?

– Пошла отсюда, куропатка недожареная! – нервно воскликнул гость. – Уф, напугала.

– Да, – голосом, в котором был лед, произнес Адепт.

На миг птица замерла, и я ясно увидел ее круглый, немигающий, слишком большой для такой твари глаз. В нем были пустота и бездна. От этого бездушного взора становилось тяжело дышать, меня будто окунули в холодную воду, по телу поползли мурашки, а пальцы правой руки, сжатые в кулак, разжались. Но хуже всего было не мне. Взор птицы был устремлен на гостя, который тут же стал белее листа бумаги, лежащего на столе. Он закусил губу, потом что-то прошептал под нос. Еще миг, и птица, будто удовлетворенная чем-то, растворилась в парижской ночи.