Читать книгу "Сказка о глупом Галилее - Владимир Войнович"

Защитник. Прошу простить, товарищ председатель, но мы были заняты похоронами наших старших коллег.

Председатель. Отговорки! Вам любой довод хорош, лишь бы не работать. Все пo местам!

Заседатели и Защитник занимают свои места.

Где Горелкин?

Голос Горелкина. Я здесь!

Санитары вносят Горелкина.

Председатель. Вы что, все еще нездоровы?

Горелкин. Так точно, все еще при смерти.

Председатель. Хватит симулировать. Доставьте сюда подсудимого!

Горелкин. Слушаюсь! (Вскакивает с носилок и бежит за кулисы.)

Санитары уходят. Горелкин вывозит из-за кулис клетку с Подоплековым.

Председатель (заняв место между двумя заседателями, устало). Продолжается слушание дела Подоплекова. Подоплеков, вы с новым составом суда согласны?

Подоплеков. Мне все равно.

Председатель. Велл, если вам все равно, нам тем более.

Защитник. Товарищ председатель, но можем ли мы вести заседание в отсутствие прокурора?

Председатель. Если он отсутствует по уважительным причинам, конечно, можем. А впрочем, мы должны больше опираться на поддержку общественности. (В зал.) Слово предоставляется общественному обвинителю товарищу Зеленой. Здесь она?

Зеленая (поднимаясь на сцену). Я всегда здесь. (В зал.) Товарищи, мне поручено заявить, что наш коллектив испытывает чувство огромной ответственности и вины, что мы проявили слишком много благодушия, ротозейства и головотяпства, утратили всякую бдительность, благодаря чему в наши ряды затесался столь чуждый и враждебно настроенный ко всему нашему человек. Признаться, в самом начале процесса, когда начался разбор деятельности Подоплекова, мы отнеслись ко всему с некоторым недоверием, мы не могли себе даже представить, что он на самом деле такой. Конечно, мы все видели и слышали, как он тут речи всякие произносил, угрожал ружьем и напал на милиционера. Но мы думали, это, может быть, просто так, он просто перенервничал, сорвался. А теперь мы видим, что это не просто так, это стройная и последовательная линия поведения. Сначала произносит враждебные речи, потом угрожает ружьем, потом нападает на милиционера, а затем продолжает терроризировать членов трибунала, настолько даже, что прокурор и председатель не выдержали и… Ужас, что происходит! Нам стыдно, что мы не разглядели в своей среде такого злобствующего индивидуалиста. И я думаю, что суд должен сделать выводы и наказать Подоплекова самым строгим образом.

Председатель. Ну что значит самым строгим? Расстрелять его, что ли?

Зеленая. Ну, если суд сочтет возможным, можно и расстрелять.

Крики из зала. Мало!

Зеленая. Ну, может быть, и мало, я не знаю. Я в этих делах не разбираюсь, и все-таки мы как-то долго вместе работали… Я не могу… (Прикладывая к глазам платок, покидает сцену.)

Лариса (выскакивая на сцену. Судьям). Нет, вы этого не сделаете! Вам ваша совесть не позволит расстрелять отца двоих детей только за то, что он что-то не так сказал.

Председатель. Слушайте, кто вам разрешил сюда подниматься? И прекратите заниматься демагогией. Мало ли у кого сколько детей! О детях, прежде чем идти сюда, надо было подумать.

Зеленая (вернувшись на сцену). А по-моему, таких людей надо вообще лишить родительских прав. Мы не можем им позволить портить нашу смену.

Председатель. Товарищ Зеленая, вы уже закончили ваше выступление, и прошу покинуть сцену. (Ларисе.) И вас тоже. (Кричит.) Горелкин!

Горелкин (выбегает на сцену). Я здесь!

Председатель. Пожалуйста, очистите сцену от посторонних.

Горелкин. Слушаюсь! (Подталкивает Ларису и Зеленую.) Попрошу удалиться.

Все трое исчезают за кулисами.

Председатель. Продолжаем прения сторон. Слово имеет представитель защиты. (Защитнику.) Только, пожалуйста, покороче.

Защитник. Я постараюсь. Товарищи судьи, как правильно отметил в своей великолепно аргументированной речи покойный прокурор, мы живем в знаменательную эпоху, когда…

Председатель. Товарищ защитник, забудьте этот старый отживший стиль. Не надо этой цветистости. Излагайте самую суть.

Защитник (торопливо). Хорошо, хорошо. Товарищи судьи, прежде чем рассмотреть и проанализировать деяния моего подзащитного, я хотел бы вкратце обрисовать условия, в которых он рос и воспитывался. Его детство прошло…

Председатель. Товарищ защитник, его детство давно прошло. Давайте ближе к нашему времени.

Защитник. Хорошо, хорошо. Товарищи судьи, для того чтобы понять мотивы действия моего подзащитного, нам необходимо бросить хотя бы беглый взгляд на те условия, в которых он жил и работал…

Председатель. Товарищ защитник, не надо этого. Он работал и жил, как все. В обыкновенных условиях. Давайте покороче. Вы просите для него снисхождения?

Защитник. Совершенно верно. Я прошу для него снисхождения. Я уверен, что в глубине души он глубоко раскаивается в содеянном.

Председатель. А это мы у него сейчас спросим. Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. Что вы можете сказать в свою защиту?

Подоплеков. После всего, что было, я даже не знаю, что сказать.

Председатель. Вы можете ничего не говорить. Это ваше право, а не обязанность.

Подоплеков. Я ничего не понимаю. Я никогда не думал, что у нас честного человека могут схватить ни за что ни про что…

Председатель. Подсудимый, вы опять занимаетесь пропагандой. Не отклоняйтесь, говорите о себе.

Подоплеков. А я о ком говорю?

Председатель. Вы говорите о каком-то обобщенном честном человеке.

Подоплеков. Я говорю об определенном честном человеке, которого вы схватили ни за что ни про что, оторвали от жены, от детей, посадили в клетку, как зверя.

Председатель (накаляясь). Подсудимый, я вас предупреждаю, перестаньте на нас клеветать! Мы этого не позволим! Мы либеральничать с вами не будем!

Подоплеков. Конечно, не будете. Разве вы можете либеральничать? Вы же можете проявлять свою власть только в том, чтобы хватать, сажать, давить человека. А зачем? Вы и сами не знаете, не помните, для чего вы все это создавали и к чему хотели прийти. Вы говорили, что построить то, что вы собирались построить, нельзя без жертв. И вы жертвовали, жертвовали, жертвуете и сейчас, уже забыв, для чего, зачем…

Председатель. Шот ап! Подсудимый, я вас лишаю слова!