Читать книгу "Красный властелин - Сергей Шкенев"

Пленник, оказавшийся обыкновенным глорхийцем, заговорил почти сразу, надеясь на милость со стороны победителя в виде лёгкой смерти, но не знал почти ничего. Их привели сюда месяц назад, как приводили многих до этого, и без объяснений поставили сторожить дверь. Место считалось спокойным, нести службу легко и безопасно, и единственное, что угнетало детей степи, — мерзкий и зловредный человечишка за следующей дверью. Именно он не давал покоя, требуя не спать на посту, не пить бузу перед заступлением, запрещая приводить гулящих девок из города. И ещё само подземелье, отнимающее силы глорхов. Два месяца, больше мало кто выдерживал — иные сходили с ума, кто-то просто отправлялся прямиком на заоблачные пастбища Небесной Кобылицы, да будет трава её сочной и мягкой. И лишь самые стойкие и доблестные отправлялись домой с богатыми подарками и великолепным оружием, подогревая желание настоящих воинов испытать судьбу.

— Врёт, — шепнул профессор. — Он прекрасно знает, что выживших убивают для сохранения тайны. Знает и боится.

— А нас?

— Нас-то за что?

— За любопытство. Или откажешься заглянуть?

— Откажусь.

— И мы свалим отсюда, так и не выяснив, что находится за этой дверью?

— Там караулка с двумя десятками глорхов.

— Всего?

— Мало?

— Вот если бы колдуны…

— Их точно нет. Колдовать здесь несколько… э-э-э… чревато.

— Бабахнет?

— Ещё как. Мало, во всяком случае, не покажется.

— Плохо.

— Ну не скажи, — профессор о чём-то спросил степняка на их лающем наречии, кивнул и быстрым движением перерезал тому глотку. — Скоро смена караула.

— Когда?

— Прямо сейчас, — Баргузин указал на дрогнувшую дверь. — Приготовься!

— Всегда готов! — ответил Матвей и влепил болт из трофейного самострела в высунувшуюся морду. — Идём внутрь?

— А надо?

— Обязательно.

Матвей Барабаш, с головы до ног перепачканный чужой кровью, пребывал в крайнем раздражении и не нашёл ничего лучшего, чем высказать претензии профессору:

— Да они же почти не сопротивлялись, Ерёма! Как сонные мухи! Не знаю, как ты, но я никогда не хотел стать мясником.

— Забойщиком, — поправил Баргузин.

— Что?

— Мясники рубят уже готовые туши, а режут скотину забойщики.

— Какая разница?

— Для них?

— Для нас.

— Никакой разницы. А ты чем недоволен-то?

Матвей со злостью плюнул на пол. С одной стороны, хорошо, что глорхийцы в караулке двигались с грацией опоенных отваром каннабисийского гриба кагулов, но с другой… Почему они так? Кто выпил силы из двух десятков не самых худших, если судить по оружию, бойцов?

— Это колдовство, Ерёма.

— Колдовство, говоришь? Можно назвать и так… Хочешь посмотреть на источник?

— Где?

— Там, за следующей дверью.

— И что же там?

— Благой Вестник.

— Сказки про Благого Вестника — дурман, придуманный магоаристократами для оболванивания пиктийского простонародья.

— Матвей, я тоже читал эту газету. И, помнится, недавно рассказывал…

— Ну… мало ли кто чего рассказывает. Вот ходят слухи, будто у некоего Эрлиха Белоглазого весьма своеобразное чувство юмора. Так?

Еремей не ответил, занятый осмотром второй двери. Обычной деревянной двери без всяких украшений. Толкнул.

— На себя потяни, — посоветовал Барабаш.

— А если постучаться?

— Смеёшься?

— Есть немного. Но ты сам говорил, что обыкновенная вежливость творит чудеса.

— Ну так попробуй.

— Без проблем, — Матвей подошёл к двери и грохнул кулаком. Прислушался. Грохнул ещё раз.

— Не получается? — профессор посмотрел на Барабаша со снисходительностью умудрённого жизнью старца, наблюдающего за играющими в песочнице детьми.

— Не мешай, — Матвей достал нож и рукояткой отстучал нечто похожее на гимн «Благой Вестник, храни Императрицу».

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом скрипнули плохо смазанные петли.

— Что вы колотитесь, ублюдки?

Вопрошающий, худосочный человек в накидке благовестника, тут же получил в челюсть и больше не задавал глупых вопросов. От удара он отлетел назад, что не помешало Барабашу добавить противнику прикладом по голове, и затих.

— Ты его не убил? — поинтересовался Баргузин, осматривая небольшое помещение, освещённое десятком масляных светильников.

— Обижаешь. Я с пятнадцати лет воюю и давно научился соизмерять… — Матвей сделал шаг в сторону, оберегая сапоги от растекающейся крови, и с виноватым видом закончил: — Или почти научился. А зачем он обзывался?

— Помолчи, пожалуйста, — профессор подошёл к каменному постаменту в центре комнаты, где в углублении пульсировало что-то студенистое, одновременно напоминающее подземного слизня и морскую медузу. — Не врали, значит.

Неизвестная масса отреагировала на приближение человека чавкающими звуками и выпустила короткие щупальца, покрытые розовыми волосками. Не меньше полусотни конечностей сплелись в замысловатую фигуру, и…

— Вот же сука! — Матвей подхватил потерявшего сознание профессора и оттащил в сторону. — Ерёма, ты чего?

Не получив ответа, разозлился и швырнул в шевелящийся студень обломком меча. Без всякого успеха — тот не долетел совсем чуть-чуть, завис в воздухе, а спустя пару мгновений опустился в переплетение щупалец, где и исчез, сопровождаемый сытой отрыжкой.

— Ах ты так?

Щёлкнул самострел. Увы, результат получился тот же самый — неведомая тварь оказалась неуязвимой, и все попытки причинить ей ущерб заканчивались одинаково. Два ножа, восемь болтов, три глорхийских меча… всё сожрала ублюдочная живая сопля.

— Да что же с тобой делать-то? — Барабаш плюнул на пол и с удивлением заметил, как дрогнули, словно в испуге, тонкие щупальца. — Вот как?

Следующий плевок был прицельным, и оттуда, куда он попал, послышалось шипение, а белый дымок сообщил о правильности выбранного оружия. Плохо только, что во рту пересохло — в скитании по подземельям вода во флягах давно закончилась, а пить из местных луж брезговали даже шестиногие слизни.

Матвей в задумчивости почесал затылок, скривился от отвращения, но тяжело вздохнул и вышел в караулку. Да, придётся пить её… Человек, прослуживший в армии хоть один год, навсегда отучается от брезгливости, но, чтобы употреблять глорхийскую чёрную бузу, нужно сделать над собой немалое усилие. Виноград и алые сливы в степях не растут, потому делается этот напиток из перебродившего кобыльего молока и настаивается на всякой дряни, начиная с бараньих катышков и заканчивая скорпионьими хвостами. То ещё зелье! Но не помирать же теперь от жажды? Да и для пополнения боеприпаса…