Читать книгу "Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Эрнст Стейнбек"

Мы удобно устроились в кабине. Он провел по волосам гребешком и похвалил моего Росинанта.

– Я сразу догадался, — сообщил он мне, — что вы с Севера.

– У вас тонкий слух. — Казалось бы, мой ответ звучал иронически.

– Да, я человек бывалый, — подтвердил он.

Вероятно, в том, что произошло, мне надо винить самого себя. Если бы я держал язык за зубами, то, может, узнал бы что-нибудь интересное. Но бессонная ночь, затянувшееся путешествие и мое нервное состояние сделали свое дело. Кроме того, близилось Рождество, и я задумывался о доме чаще, чем это было мне полезно.

Мы выяснили, что я путешествую ради собственного удовольствия, а он — в поисках работы.

– Вы с низовья едете, — сказал он. — Видели, что творится в Новом Орлеане?

– Да, видел.

– Ну молодчины! Особенно эта Нелли. Вот дает жизни!

– Да.

– Просто сердце радуется, на них глядя. Есть, значит, люди, которые выполняют свой долг.

Вот тут-то я и не выдержал. Мне бы хмыкнуть, и пусть он вкладывает в мое хмыканье любой смысл. Но коварный червячок злобы вдруг зашевелился у меня где-то в самом нутре.

– По-вашему, они делают это из чувства долга?

– А как же? И дай им бог здоровья! Должен же кто-то гнать этих черномордых поганцев из наших школ. — Готовность к самопожертвованию, подвигнувшая «заводил» на столь высокие деяния, переполнила его восторгом. — Приходит такое время, когда человеку надо сесть и как следует обо всем подумать, и вот подумаешь-подумаешь и решишь отдать жизнь за свои убеждения.

– И вы на это решились?

– Да. И не я один, таких много.

– Каковы же ваши убеждения?

– Не допущу, чтобы мои дети ходили в одну школу с черномордыми. Да, сэр. Жизни своей не пожалею, но сначала уложу десяток-другой этих поганцев.

– Сколько же у вас детей?

Он круто повернулся ко мне.

– Детей у меня пока нет, но будут, и не пойдут они в одну школу с черномордыми.

– А жизнь вы отдадите до или после того, как у вас заведутся дети?

Мне приходилось смотреть вперед, на дорогу, и я только краем глаза увидел его физиономию — выражение у нее, прямо скажу, было пренеприятное.

– А вы, видно, за черных! Так и следовало ожидать. Смутьяны! Приезжают сюда и учат нас жить. Нет, мистер, этот номерок вам не пройдет! Мы за коммунистами, за негритянскими заступничками, глядим в оба.

– Я просто нарисовал себе мысленно картину, как вы отважно жертвуете жизнью.

– Прав я был! Вы за черных горой.

– Нет, я не за черных и не за белых, если среди белых попадаются такие вот благородные дамочки, как ваши заводилы.

Он почти вплотную приблизил ко мне свое лицо.

– Хотите знать, что я о вас думаю?

– Нет. Этих словечек мы вчера от Нелли наслушались. — Я притормозил и свел Росинанта с шоссе.

Он опешил.

– Почему вы остановились?

– Вылезайте, — сказал я.

– Что вам, приспичило, что ли?

– Да, приспичило. Избавиться от вас. Вылезайте.

– Силой заставите?

Я сунул руку между дверцей и сиденьем, где у меня ничего не было.

– Ладно, ладно, — сказал он и вылез, да так хлопнул дверцей, что Чарли взвыл от возмущения.

Я тут же дал газ, но услышал сзади его крики и в зеркале увидел перекошенное ненавистью лицо и брызжущий слюной рот. Он орал: «Ты за черных! За черных!» — орал, пока мне его было видно и еще после Бог знает сколько времени. Правда я сам его довел, но что с собой поделаешь! Когда начнут вербовать миротворцев, меня пусть обходят стороной — от таких, как я, проку будет мало.

Между Джексоном и Монтгомери я подвез еще одного пассажира. Это был молодой студент-негр с резкими чертами лица, переполненный, как мне показалось, каким-то яростным нетерпением. В боковом кармане у него торчали три авторучки, внутренний оттопыривался, набитый бумагами. Я узнал, что он студент, от него самого. Он держался настороженно. Однако номерной знак и мое произношение подействовали на него успокаивающе, насколько он вообще мог пребывать в покое.

Мы заговорили о сидячих забастовках. Он участвовал и в них и в бойкоте автобусов. Я рассказал ему о том, что видел в Новом Орлеане. Он там бывал. То, что меня так поразило, для него не было неожиданностью.

Наконец мы заговорили о Мартине Лютере Кинге[53]и его проповеди пассивного, но неослабного сопротивления.

– Это слишком долго, — сказал он. — Сколько времени даром уйдет!

– Но улучшения есть, улучшения происходят непрестанно. Ганди доказывал, что только это оружие и может принести победу в борьбе с насилием.

– Знаю, знаю. Все это я учил. Успехи у нас по капле, а время идет и идет. Я хочу, чтобы было скорее, мне нужно действие… сейчас, сию минуту.

– Так можно загубить все.

– Я успею состариться, прежде чем стану человеком. Так и умереть успеешь.

– Это верно. Ганди умер. А много таких, как вы, — которые хотят действовать?

– Да. Такие есть… есть кое-кто, а сколько — не берусь сказать.

Мы тогда о многом переговорили. Этот человек знал, что ему нужно, он был горячий, напряженный, и его ярость вырывалась наружу, только тронь. Но когда я ссадил его в Монтгомери, он вдруг сунул голову в кабину моего Росинанта и засмеялся.

– Мне стыдно, — сказал он. — Нельзя же быть таким эгоистом. Но я хочу это увидеть… Живой, а не мертвый. Здесь, у нас! При жизни хочу! И поскорее! — Он круто повернулся, вытер глаза ладонью и быстро зашагал прочь.

У нас высказывается и печатается столько всяких мнений и суждений — и во время выборов и путем опроса наших граждан, — что иной раз и в газете не сразу разберешь, где желаемое, а где факты. Так вот, учитывая все это, я хочу, чтобы меня поняли правильно. Я не собирался показывать здесь и, по-моему, не показал ничего такого, что можно было бы счесть поперечным разрезом нашего Юга. Следовательно, у читателей нет повода сказать: «Он думает, будто дал подлинную картину жизни в Южных штатах». Нет, этого я не думаю. Здесь записано то, что говорили мне два-три человека и что я видел сам. Типичны ли мои собеседники и можно ли из всего этого сделать какие-нибудь выводы, я не знаю. Мне ясно другое: в тех местах тревожно, и людям там приходится нелегко. И еще мне ясно, что разрешение этого вопроса дастся не сразу и не просто. Я повторяю следом за мсье Здесь Покоится: дело не в цели, дело в том, как отчаянно трудно выбрать средства, которые к этой цели ведут.