Читать книгу "Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко"

И тут со дна этой ямы я услышал что-то, я услышал голос, похожий на скрип мертвого дерева. Голос окликал меня: «Эй, охотник… эй, охотник!»

Я обернулся и увидел — кто-то сидит на пне.

Это был Кукла Человека.

Хребет щуки

— Хочешь спросить, как я здесь оказался?

Я не мог говорить.

— Ябто посадил меня на скалу, чтобы Нга вспомнил о моем существовании и забрал к себе. Ябто был так уверен, что бог его послушается, что даже не захотел посмотреть, как я умру. Сел в лодку и уплыл. Правда, он едва не сорвался со скалы, когда тащил меня наверх… А я дождался, когда прилетит ворон, ухватил его за ноги и слетел вместе с ним на берег. Ворон меня и кормил. Не веришь?

Голос ожил во мне.

— Кто ты?

— Дядя твоей мачехи, — усмехнулось мертвое дерево.

— Кто ты?

Кукла Человека помолчал немного и заговорил:

— В те годы, когда о смерти не думают, я имел имя, о котором теперь забыл, крепость в теле и радость в сердце. Так вот, в ту пору я шел с одного берега Йонесси на другой. Весна уже набрала силу, небо стало ярко-синим, я радовался душой, потому что шел красть невесту, которая знала, что я украду ее, и не могла спать от нетерпения. Думая о ней, я засмеялся от радости, и в этот самый миг твердь под моими ногами медленно поплыла. Это лед прогнулся подо мною. На мне были крепкие лыжи, подбитые бобром, я прибавил шагу, чтобы скорее миновать опасное место, но лед трещал все громче, и мне показалось, что я бегу вниз по склону. Льдина подо мной перевернулась, и я оказался в воде. Вода вцепилась в мои лыжи и потащила на дно. Мне удалось быстро освободиться от них и обоими руками вцепился в край льда. Я держался изо всех сил, страх сделал меня цепким, руки сползали, но я боялся высвободить хотя бы одну, чтобы снять саадак и топор на поясе — вода ухватилась за них и забавлялась моим страхом. Если бы кто-то пришел и протянул мне палку, я бы спасся, но я был один на великой реке. А потом наступил миг, когда все замерло, будто перед большим дождем, и я подумал: «Почему так внезапно кончилась моя жизнь? Ведь я шел красть невесту, которая ждала этой кражи, как счастья. Кого прогневил я? Кому понадобилась моя гибель? Чем я хуже других людей, которые сейчас, когда уходят мои силы и скоро их не хватит, чтобы цепляться за лед, не умирают, живут себе и живут?» Эта мысль охватила меня невыразимой тоской. Я посмотрел вверх на яркое небо и вспомнил о высшем боге, который спит. Почему он спит, когда поток увлекает меня под лед? Почему он не проснется и не спасет?

Старик замолк, улыбнулся и посмотрел на меня.

— Он проснулся и спас… А ведь я не вымолвил ни слова, ничего не обещал ему, как это обычно делают люди, когда чего-нибудь просят у бесплотных. Он послал человека, юрака — по виду и речи… Человек скинул лыжи, лег на снег, подполз ко мне и протянул древко пальмы. Он вытащил меня.

Потом он помог добраться до берега, где была его землянка, и развел огонь в очаге. Он меня спросил, усмехнувшись: «Что? Поглядел на смерть?» Я ответил: «Да, поглядел». Потом сказал еще — не знаю зачем: «Вот бы никогда больше не видеть ее. Вот бы никогда не умирать». Человек расхохотался: «Если не умирать — жить надоест. Спроси у стариков, как им живется». — «Нет, — сказал я, — мне бы не надоело». — «А тебе для чего бесконечная жизнь?» — Я ответил первое, что в голову пришло: «Чтобы увидеть то, чего другие не видят, потому что жизнь коротка — все на это жалуются». «Ну, раз так — не умирай», — сказал человек и шутливо, но сильно толкнул меня в плечо. Я упал на спину, и оба мы рассмеялись. Потом, помню, спросил его об имени, и он сказал, что происходит из людей Мыса, а зовут его Богатый Быками. «Только ни одного быка у меня нет — все бросил». — «Зачем?» — спрашиваю. Он отвечает: «Долгая история», — и замолчал, а допытываться не велел обычай. Я сказал ему: «Будь моим старшим братом. Ты ведь спас меня». — «Буду», — ответил он. — Приходи иногда. Одному скучно…» Утром он дал мне свои лыжи, сохатины вяленой, и я отправился куда шел, — красть невесту.

— Украл?

— Да, украл, — ответил Кукла Человека и закричал: — Разве это важно, безмозглая ты кость?!

Он затих и продолжил:

— Это неважно. Важно, что я не умер. Я пережил своих детей, внуков, правнуков, потом правнуков своих правнуков, потом потерял счет.

— Ума тебе родня?

— Нет. Когда умер мой внук — а умер он глубоким стариком — люди начали сторониться меня. Чтобы не смущать людей, я ушел в тайгу и не вернулся. Странно столько жить человеку, боязно для других. Они подумали, что должны были подумать, и успокоились. Я сел на упавшее дерево, просидел день, вечер и ночь, надеясь, что умру от голода, но уже утром меня подобрали — с тех пор живу по добрым людям. Жил, переживал всех и уходил… Однажды меня подобрали люди Крика. Отец Умы так жалел меня, старика, которого злые родичи не отговорили уходить в тайгу на смерть, что назвал меня своим братом. Потом в его стойбище пришел мор, который, конечно же, не заметил меня. Потом был Ябто… Тогда я уже твердо знал, что не умирать — мой дар. Такой же, как твое умение слышать птиц за полдня полета. Но догадываться о нем я начал не сразу.

Я вспомнил, как еще в молодости отправился навестить своего спасителя, Богатого Быками… Я положил в лодку подарки для него — самое лучшее, что имел, — и не нашел даже следа его землянки. Правда, тогда я подумал, что этому человеку, живущему в уединении, в землянке, а не в чуме, есть от кого скрываться и прятать следы… Прежде чем дожить до первой своей старости я уже думал иначе: ему не за чем было скрываться, потому что его и так нет среди людей.

— Кто он?

— Если бы я знал. Он спас меня, потом толкнул в шутку, и смерть уже не приходила ко мне — ни потопом, ни голодом, ни войной, ни болезнью. Все это я видел и оставался жив, хотя не прятался от смерти.

Тогда я спросил: — «Там, в стойбище, ты не мог ходить. Как же ты оказался здесь?»

— Ты, как и многие люди, считаешь самое малое чудо великим. Поверь, ходить такому, как я, самое ничтожное из чудес, которые были со мной. Потом ты узнаешь, что это правда… Чудо, когда я буду знать: зачем пошутили бесплотные над парнем, который всего-то сказал: «Хорошо бы не умирать». Ведь всякий дар для чего-то, а мой для чего? Чтобы доставлять удовольствие жить? Но жить — не удовольствие, поверь мне. Избавить от страха смерти? Это казалось бы верным ответом… Но я ее не боюсь. Для чего тогда?

— Для чего? — повторил я вслед за стариком.

— Может быть, для того, для чего и просил: чтобы увидеть то, на что другим не хватает жизни?

— И ты увидел?

— Да. Жизнь и люди одинаковы. Ничего не меняется, никто не меняется. Это все, что я смог увидеть, и лучше бы я этого не видел.

Сказав это, Кукла Человека замолчал, и мне показалось, что в его выцветших глазах блеснули слезы. Чтобы не длить молчание, я спросил:

— Куда ты шел?