Читать книгу "Броневержец - Владимир Коротких"

— Надо глянуть сначала, — сказал Леха.

Они прошли вдоль стоящей в колонне техники и вышли на проезжую часть дороги. Справа у машин стояли два майора. Они разговаривали с афганским офицером и не обратили внимания на проходящих мимо не отдавших честь Леху и двух солдат. Слева на обочине пристроилась афганская колонна. У одной из машин тоже стоял афганский офицер.

Казьмин шел впереди.

— Вон. — Он указал пальцем на стоявшего к ним спиной афганского солдата.

— Щас глянем. — Леха подошел и взял афганца за плечо.

Солдат обернулся. На Леху смотрело знакомое плоское узкоглазое лицо.

— Точно! Он, сука! — сказал Леха, пытаясь удержать здоровой рукой афганца за китель.

Тот, видно, тоже признал их. Его лицо заметно побледнело, а глаза быстро и бессмысленно забегали. Он протяжно выдохнул и попятился назад, но через мгновение, резко оттолкнув Лехину руку, вывернулся и подбежал к своему офицеру. Указывая на них, он начал что-то громко говорить ему.

Леха с Казьминым и Пучковым подошли следом.

Офицер, сделав предупредительный жест рукой в их сторону, громко сказал на ломаном, но вполне понятном русском языке:

— Вы не можете обижать нашего солдата!

Узкоглазый продолжал громко говорить, оглядываясь на офицера.

— Стой! — снова вытянул руку афганский офицер.

На его слова обернулись оба стоявших неподалеку майора.

— В чем дело?! Сюда иди! — крикнул Лехе один из них. — Прапор! Тебе говорят?!

Леха посмотрел в его сторону и ответил:

— Щас, вопросик один решу… — и снова глянул на стоявшего в шаге от него узкоглазого солдата.

— Ты че? Оглох?! — не унимался майор.

— Да иду… — Леха уже начал медленно разворачиваться в его сторону, но неожиданно выдернул из кобуры свой пистолет и дважды выстрелил узкоглазому в живот…

— Ах ты ж, мать честная! Шашкин! — закричал Иванов, спрыгивая с брони подъезжавшего бэтээра, бросаясь к Лехе…

…Следователь военной прокуратуры подробно и по-простому толковал Лехе про международный скандал, про самосуд, про убийство иностранного гражданина и называл номера уголовных статей.

Леха слушал, соглашался. А чего ж не согласиться? По закону все правильно — превысил, нарушил, застрелил. Как собаку бешеную… В общем, поскандалил на международном уровне. Ясно. Чего ж еще?

Адвокат достался Лехе опытный, мудрый мужик, в годах. Тоже по-простому толковал. Но не согласен был с ним Леха, когда тот учил его прикинуться придурком. Мол, не понимал, чего творил, и вообще не помнит ни черта! Дескать, с детства отклонения в мозгах странные имел, днями спал, ночами бегал… А с дурака какой спрос?

— Полечишься годок, ну от силы два в психушке да и выйдешь на волю, — уверял адвокат. — Врачи заключение напишут, что ты больше не опасен для окружающего общества и свободен…

— Короче, справку дадут, что ли?! Слыхали мы про такие справочки, слыхали. А как я потом с такой бумажкой жить буду? Плясать можно, а еб… нельзя?! Выходит, что я просто так, по слабоумию своему природному пистолетиком побаловался? По несознательности? Так, что ли? На голову приболел? А вот ни хера! Я этого падлу в полной обдуманности укокошил! Целеустремленно! И без затемнений в башке! К тому же у нас в селе уже есть такой паренек со справкой. Митрошкой зовут. Так что место занято. А два дурачка на одну деревню — явный перебор!

— Но раскаяться все равно необходимо! — горячился адвокат. — Меньше дадут. Говори, что все глубоко осознал! Глядишь, и пожалеют.

— Ладно, раскаюсь. Но безо всяких там… — Леха постучал указательным пальцем по своей голове. — А так, по-нормальному, раскаюсь. Тут я согласен.

Не принимала Лехина душа полоумного помешанного обличья. Противилась.

Судили в трибунале. По-деловому спокойно, без истерик и воспитания. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Все по-военному, без лишней бузы.

Адвокат зачитывал хорошие характеристики. Говорил долго, убедительно и где-то даже жалостно.

В последнем слове Леха сказал, что за содеянное им, он, конечно же, сильно раскаивается. Но про то, что стрельнул того паскуду, ничуть не жалеет — за друга отомстил.

Члены трибунала долго совещались. Все обстоятельства учли да и сложили Лехе десятку, как цену в базарный день. Нормально сложили, по-божески. Свои ведь, как-никак…

Со временем адвокат все-таки добился для Лехи снисхождения — в Москву ездил, по инстанциям ходил, жалобу в надзор лично подавал. Скостили Лехину отсидку на пару лет.

…Заиндевелое стекло плавилось под теплой ладонью. Талое слюдяное пятно расползалось вокруг ладони, поигрывая блестками солнечного света.

— Ну, что тут у нас?.. Ху-у-у, ху-у-у-у… — Убрав ладонь от окна, раздувал проталину на стекле широкоплечий грузный сорокалетний прапорщик Чалов. — Сколько у нас сегодня минусов по Цельсию? — Он соскреб ногтем остатки тонкой ледяной корочки по центру проталины и поглядел на градусник. — Ага, отпустило… Шестнадцать всего. Нормально. — Он отошел от окна.

Подойдя к обвитому огненной металлической спиралью самодельному электрическому обогревателю, он подержал над ним мокрую замерзшую ладонь. — Нормально, — повторил он. — В субботу на подледную можно сходить. Порыбачим в субботу. Нормально. — Он пригладил ладонями свои сплошь седые волосы и уселся за письменный стол, стоявший посередине комнаты. Стены комнаты были уставлены по кругу железными двустворчатыми шкафами. Чалов осторожно отхлебнул из кружки темной пахучей чайной заварки. Шумно втянув несколько мелких глотков кипятка, он отставил кружку в сторону и придвинул к себе толстый прошитый, пронумерованный журнал. Быстро пролистав разграфленные синей пастой страницы, заполненные убористыми служебными записями, он отыскал нужную и оставил журнал открытым.

— Так-так… — Чалов встал и подошел к железному шкафу. Он извлек из кармана форменных брюк увесистую связку ключей, пристегнутую к брючному ремню тонким кожаным ремешком с блестящим карабином на конце. Отперев небольшой навесной замок, висящий в запорных проушинах, он раскрыл шкаф и стал внимательно оглядывать заставленные коробками стеллажи. — Ага, вот… — Чалов снял со стеллажа небольшой фанерный ящичек с биркой и шнурком, придавленным к крышке пластилиновым оттиском печати.

Он сдул с ящичка пыль, поставил его на стол и, снова подойдя к окну, стал вглядываться в проталину, ковыряя ногтем появившийся на ней ледок.

— Нормально. Схожу в субботу… — Он отвернулся от окна и довольно промычал мотивчик услышанной им по телевизору в новогоднем концерте песенки, вставив несколько запомнившихся фраз: — М-м-м… гнать велосипед, м-м-м… его остановлю, м-м-м… и подарю букет той девушке, которую люблю… м-м-м…

Он прекратил исполнение, услыхав за дверью в коридоре резкий командный окрик.