Читать книгу "Пасынок судьбы - Владислав Русанов"

Ярош волок, нежно прижимая к боку, оплетенный кувшин, а Дорофей умудрился держать сразу здоровенный пучок зеленого лука, каравай ржаного хлеба с поджаристой корочкой, толстый ломоть сала, дразнящего багровой прорезью, и горшочек, закопченный снизу.

— Чем богаты, понимаешь, тем и рады… — Бортник шмыгнул носом, выгрузил припасы прямо на землю. — Туточки перекусим, а то у меня в хате мухи дохнут от вони.

— Это точно, — подтвердил Олешек. — Особенно, как чоботы снимет, портянки развесит, так хоть топор вешай. Вторую ночь на соломе сплю.

— Верно, — кивнул Ярош. — Сколько его знаю, портянки еще ни разу не стирал.

— Зато меня комары не жрут, понимаешь. На лету дохнут. — Дорофей извлек из-за пазухи четыре грубо слепленные глиняные чашки, заглянул в каждую, из одной выудил мусор немытым пальцем. — Не побрезгуй, пан рыцарь…

Годимир хмыкнул. Уж чем-чем, а грязью его не удивишь. Как говаривали в Чечевичах, в имении его батюшки, грязь не сало — высохла и отстала. Опять же в странствиях даже самому чистоплотному рыцарю удается вымыться по-настоящему едва ли раз в месяц. Купания в прудах и речках не в счет — они только освежают, а грязь не смывают.

Ярош зубами выдернул капустную кочерыжку, воткнутую в горло кувшина. Сладковато и едко запахло брагой.

— Это свекольная, — пояснил разбойник. — Вонючая — спасу нет, зато с утра голова не болит. Кроме Дорофея никто так делать не умеет, елкина моталка. — Он ловко разлил брагу по чаркам. — Скажешь слово, а, пан рыцарь?

Годимир пожал плечами:

— Не умею я. Я все больше с мечом управляюсь. У нас вон — музыкант есть. Для него слова привычней.

— Только скромничать не надо, пан рыцарь, а? — усмехнулся Олешек. — Я-то скажу, но ты тоже с рифмами не в ссоре.

— Ладно, говори, не томи душу, — отмахнулся словинец.

— Давайте выпьем за Яцев день и ночь Водограя. Чтоб чудеса нам попадались на пути чаще, чем чудовища. Чтоб все мечты наши исполнились. Чтоб Годимир нашел и королевну, и дракона. Чтоб Ярош такую хэвру сколотил, с какой не стыдно и за горы пограбить сходить. А Дорофей чтоб приучился портянки стирать.

— А ты? — спросил Годимир. — У тебя какое заветное желание?

— Да что я? — Шпильман даже скривился. — Какие у меня могут быть желания? Станешь королем — приглашай петь в замке. Вот и все мои желания.

Брага опалила глотку, выдавив слезы из глаз вернее жалостливой канцоны. Стараясь забить резкий вкус и умопомрачительный аромат, Годимир сунул в рот стрелку лука. Дорофей занюхивал хлебным мякишем.

— Ох, и ядреная… — застонал Ярош и потянулся разлить еще по одной. — Закусывайте, не стесняйтесь.

Олешек не церемонился и набил рот салом и хлебом так, словно после собирался поститься до осени. С трудом ворочая челюстями, перехватил цистру поудобнее, провел ногтем по струнам.

— Ты не спеши, не спеши. — Лесной молодец счистил с куска сала крупную соль, ловко напластал еще десяток ломтиков. — Вся ночь впереди… Когда еще в Гнилушки шпильман из самого Мариенберга приедет?

— Да никогда, понимаешь. — Дорофей щелчком сбил крошку с бороды. — Мой дед ни разу в жизни живого шпильмана не видел, так и помер. А тут… Да еще рыцарь, понимаешь, странствующий… Ох и повезло нашим девкам сегодня! Эту ночь Водограеву еще лет двадцать вспоминать будут.

— Да что-то меня не тянет веселиться, — признался Годимир, осушив вторую чарку. — Только и думаю, как королевну от дракона спасти…

— Это дело, конечно, нужное, — согласился Ярош, разливая по третьей. — Ну, меж второй и третьей…

— Перерыва нету! — подхватил Дорофей, а музыкант поморщился. Наверное, от простецкой рифмы.

— Господь троицу любит, — потянулся за чаркой шпильман.

— Верно! Ты выпей, пан рыцарь, а королевна никуда не денется, понимаешь. И так уж позеленела, поди.

— Чего? — не понял Годимир. — Отчего это королевна позеленела вдруг?

— А помнишь, кметь в корчме у Андруха толковал? — принялся пояснять Бирюк. — Поверье у нас в Заречье такое. Ежели какая баба со змеем живет, то непременно позеленеет. Нет, я, конечно, понимаю — королевна и все такое…

— Но устроена она так же, как и все бабы! — Бортник уже порядочно захмелел.

— Я — рыцарь и не позволю… — Годимир попытался подняться с корыта.

— Все, все… Уже замолчали. — Ярош ткнул кметя в бок. — Сейчас еще по одной, а потом пан музыкант нам споет.

— Вот так всегда! — ответил Олешек. — Одним пить-гулять, другим их развлекать! — Но обиженным или недовольным он не выглядел. Прожевав очередной кусок, откашлялся и взялся за инструмент.

— Да не спеши ты! — Разбойник подтолкнул к нему чарку. — Успеешь спеть.

— Не-а! Потом пальцы заплетаться начнут. — Шпильман ударил по струнам и запел:

— Пора, мой друг, пора!

Ольха стучит в окно.

С корчемного двора

Уйдем, пока темно.

Застанет нас в пути

Рассветный робкий луч,

Весенние дожди

И снег тяжелых туч.

Нас ждет чудесный край,

Пар заливных лугов,

Тенистый шум дубрав

И аромат стогов.

Оставь седло, мой друг,

И отложи клинок.

Вступи в задорный круг,

Пляши, не чуя ног.

Пей воду из криниц,

Закат душой впитай,

На отблески зарниц

Желанье загадай.

За осенью весна,

За грозами метель…

Пока звенит струна,

Пока звучит свирель.

— За это стоит выпить… — Ярош полез пятерней в бороду.

Дорофей смахнул слезинку с уголка глаза. «Все-таки не плохой мужик, — подумал Годимир. — Зря я про него так думал…»

— Я понял, — произнес он и удивился слегка заплетающемуся языку. — Это и есть твое желание. Давай выпьем, чтоб оно всегда сбывалось.

— Выпить можно, — возразил Олешек, — а как же гулянье? Хочу через костры попрыгать…

— Успеешь, — махнул рукой бортник. — Девки, понимаешь, никуда не убегут. А брага порой заканчивается. Понимаешь?

— Понимаю… Наливай!

С началом сумерек Дорофей сбегал за третьим кувшином. Где он их прятал? Загадка.

Олешек что-то пел.

Годимир, обнимая Яроша за плечи, рассказывал о своем служении панне. Пытался читать стихи собственного сочинения, но все время забывал рифму в четвертой строке катрена. Разбойник честно пытался подсказывать, но не угадал ни разу.

Сало закончилось. Радушный хозяин предложил закусывать медом и немедленно притащил берестяной туесок и две ложки — больше в доме не нашлось.

Когда совсем стемнело, разожгли перед домом небольшой костерок. Кто-то, кажется шпильман, предлагал печь репу. Дорофей слабо возражал, что, дескать, отродясь репы не сажал, но тогда Олешек вызвался пошастать по чужим огородам.