Читать книгу "А вот еще... - Йон Колфер"

Гавбеггер помахал рукой, и Триллиан помахала в ответ.

Черт… Даже не помню, когда я в последний раз кому-нибудь махал.

Триллиан оборвала дискуссию, повернувшись спиной к Рэндом и зашагала через луг, оставляя в земле глубокие отпечатки своих каблуков-шпилек.

— Ох уж эта девчонка, — сказала она, тронув Гавбеггера за локоть. — Знает, как довести меня до белого каления.

— Что она сейчас говорит?

Триллиан заметно побледнела, если не считать пунцовых пятен на щеках.

— Все, что, как ей известно, мне не хотелось бы от нее слышать.

— Это все темное пространство. Пройдет.

— Не думаю. Рэндом ненавидит меня и все, что мне дорого. Мне кажется, если бы я вдруг любила Артура, она бы и его ненавидела.

— Так вы его не любили?

— Нет. Почувствовала просто, что начинаю стареть, а другого генетического материала с Земли не было.

— Ясно.

— Я бросала ее одну. Не нарочно, так выходило. Вот она меня за это и ненавидит.

— Да нет, вряд ли так уж ненавидит.

Триллиан резко мотнула головой.

— Еще как ненавидит! Говорит, это из-за меня у нее такая жалкая жизнь. И еще, что, если она не может выйти замуж, то с какой стати я…

Тут Триллиан осеклась — на половину фразы позже, чем следовало бы.

Гавбеггер потрясенно закашлялся, потом кашлянул еще пару раз, чтобы скрыть неловкость.

— Я вас напугала?

— Нет. Вовсе нет. Могу ли я считать, что вы относитесь ко мне, как к потенциальному мужу?

В глазах у Триллиан блестели слезы.

— Да, но это все просто слова. Вы ведь так давно мечтали об этой минуте, а мне нечего предложить вам, кроме лишений. Я живу для Рэндом, я ей это обещала. Идите и примите смерть, не беспокойтесь обо мне.

— По вашим словам, я выхожу последним эгоистом.

Триллиан вытерла щеку.

— Нет, я прекрасно вас понимаю. Это ужасно — жить бессмертным, даже на вашем замечательном корабле. Пить пиво, оскорблять людей, будучи на деле таким милым и славным. Наверняка такая жизнь казалась вам адом, я понимаю.

— В вашем описании она так просто гламурная.

— А разве нет? Помнится, ваше имя связывали с несколькими старлетками.

— Они вызывали у меня чисто физиологический интерес. Эти самки ничего для меня не значили.

Как известно, эта фраза стоит третьей в списке тех, которые не стоит говорить особям женского пола, вне зависимости от их биологического вида.

— Ничего не значили? Почему это?

Гавбеггер развел руками.

— Но почему они должны были значить? Даже пока мы занимались любовью, они старели.

Номер два.

Глаза у Триллиан опасно вспыхнули.

— Старели? Мы все стареем, Тяверик. Верите или нет, я тоже старею.

Гавбеггер сообразил, что давнее отсутствие опыта разговора по душам прямо-таки потрясающе повышает его шансы умереть в одиночестве, причем в самом что ни на есть ближайшем будущем.

— Ну, возможно, вы и стареете, — в отчаянии произнес он. — Но у вас впереди еще много лет, пока вы не состаритесь настолько, что не станете годны к воспроизводству.

Вот уж это, несомненно, был номер один. Бадабинго. Зеленая палка в зеленой дырке.

Зафод с Фордом, воссоединившись, отмечали это традиционным бетельгейзианским ритуалом рукопожатия, который оба помнили не дальше второго движения — пожатия локтя.

Форд движением фокусника вытащил из сумки пару драконовых яиц и тут же соорудил им с Зафодом по коктейлю.

— Люблю оперу, — признался он, когда эффект от коктейля несколько ослаб. — Под нее здорово бухается. И жаль еще, что у нас нет красного ила поваляться.

Зафод облизнул губы.

— Красный ил… Давние воспоминания. Помнишь тот инструмент?

— Еще бы не помнить.

— А эту штуковину с кривым концом?

— Спрашиваешь! Как нам только удалось тогда ноги унести. Монахи… Откуда ж нам было знать?

Они сидели на клочке упругой травы, счастливо избежавшем устроенного Тором фейерверка, и смотрели на паривших над ними плывунов-колокольчиков.

— Слышал, они несут яйца прямо в воздухе? — сказал Зафод. — Какой-то варварский способ воспроизводства.

— Эти птицы несут чертову кучу яиц. Они просто пытаются бороться с перенаселением.

Через луг к ним направлялся Артур, явно намереваясь нарушить их посиделки какой-то важной информацией, чего большинство уроженцев Бетельгейзе терпеть не могут и стараются не допускать.

Необходимое пояснение. Как известно, бетельгейзиане вообще предпочитают полностью игнорировать действительность, особенно в случаях, когда в руке у них стакан чего-то алкогольного, тем более, если в бокале гипнотически позвякивают кубики льда, благодаря чему даже самая неминуемая катастрофа кажется пустяком, не заслуживающим внимания. В этой связи уместно привести не слишком известный пример жестокой космической иронии: жители праксибетельских селений как раз наслаждались увертюрой оперы Пантиоха «Чудовищное падение Хрюнга», когда это падение действительно произошло. Спасся один отец Форда Префекта, да и то лишь потому, что удрал с работы в надежде поймать на свой «Путеводитель» более чистый сигнал и сполна насладиться арией Последнего Из Бегемотов. Упомянутый же Хрюнг мало что смог сказать по поводу своего падения, если не считать извинений за причиненные неприятности и обещания никогда, никогда больше не исполнять излишне содержательных танцев.

— Вогоны, — произнес Артур, неопределенно ткнув рукой вверх, в небо. — Сюда летят вогоны.

Зафода вогоны, похоже, волновали не больше, чем слоноподобные жуки жукоподобного слона.

— Не бери в голову, обезьяныш. Наслаждайся моментом.

— Не брать в голову? — вскинулся Артур. — Ты что, не видел, что они сделали с Землей? Забыл, на что похожи эти лучи смерти?

Зафод откликнулся на это столь снисходительной улыбкой, что на Ашшоввии его закатали бы за такую в тюрьму лет на пять, не меньше.

Необходимое пояснение. Политическая напряженность на Ашшоввии так высока, что строгому регулированию подлежат даже выражения лица и интонации голоса. Затянувшийся на два десятилетия пограничный конфликт в Ковтове начался с неосторожно приподнятой брови. Впоследствии оказалось, что ее просто так выщипали, откуда пошли поговорки «семь раз отмерь — один раз выщипи», «щипка без причины — признак дурачины» и «щипал один, а выщипали всех».

— Землю уничтожили грибулонцы, — возразил Зафод. — Не вогоны. Это довольно сложно — я не надеюсь, что ты сумеешь понять.