Читать книгу "Поцелуй воина - Кэрри Лофти"

Но он остановился.

– Что такое?

Габриэль вздрогнул от резкости в ее голосе. Она все еще так легко погружалась в сомнения. Даже сейчас она ожидала, что он может замешкаться и отступить. Не то чтобы он винил ее. Слишком часто его кожа горела в ожидании огня боли, а не тепла и комфорта. Ему придется преодолеть ее тревоги и помочь ей забыть о завтрашнем дне. Она обладала силой, достаточной, чтобы выжить в предстоящем испытании, но он не мог оставить ее, пока не убедится, что она собирается использовать ее.

Он смотрел на ее нежные черты, а потом вдруг сжал пальцы и слегка дернул. Она вздрогнула.

– Твои волосы, – сказал он. – Это помеха.

– Что ты?..

Он дернул снова, сильнее. Ее голова откинулась назад.

– Прекрасная помеха, – прошептал он, в знак извинения целуя ее за ухом.

Мягкая, искушающая кожа призывала его задержаться там. Он провел языком дорожку вниз, к впадинке у основания шеи, нырнул туда языком и с наслаждением услышал ее вздох.

– Тогда отрежь их.

Он поднял лицо, чтобы видеть ее, жалея, что недостаточно света. Шелк волос обвивал его пальцы. Он поднес прядь этих темных сияющих волос к носу и вдохнул их запах.

– Inglesa, не проси меня об этом.

– Отрежь их, – повторила она с большей решимостью. Синие глаза были огромными и черными в слабом лунном свете. – Используй те черепки от горшка.

Ужас уступил место облегчению. Если она готова бороться с ним в этой маленькой камере и попросила отрезать волосы глиняным черепком, значит, ее инстинкты живы. Она будет сражаться. Ада сумеет быть достаточно сильной, чтобы выжить. А если она не выживет, он посвятит остаток своей короткой жизни, чтобы рассчитаться с отцом.

– Не сейчас. – Он не узнавал свой собственный голос: это была задохнувшаяся мольба, сдавленная горем. – Позволь мне увидеть твою шею. Дай мне поцеловать тебя там.

Она смотрела сквозь темноту, как колдунья. Никогда раньше он не чувствовал себя более уязвимым. Его сердце билось в ее руках.

Она стояла перед ним без смущения и притворства. Только Ада. С бесконечной медленностью, как будто у них была целая жизнь в запасе, а не несколько часов, она подняла руки и собрала густую сияющую гриву в ладонь. От вида бледного изгиба ее шеи у него пересохло во рту.

Тесемки рубашки развязались под ее проворными пальцами. Она распахнула тонкую ткань, которая совсем недавно была прекрасной дорогой одеждой, а теперь из-за их подвигов превратилась в лохмотья. Ее кожа сияла в лунном свете, бледное видение, которому он никогда не доверял в реальности.

Но вот она стояла, глядя на него полуприкрытыми глазами, и дразнила улыбкой, которая когда-то угрожала свести его с ума. Безумие, нарастающее в нем сейчас, было сродни неутолимой жажде. Он взял ее руку и поцеловал костяшки пальцев. Она задрожала.

– Ты замерзла, – сказал он.

– Так согрей меня.

Ада грациозно скользнула на пол. Он коснулся ее обнаженного соска губами. Она чуть выгнулась. Ее тихие стоны наполнили воздух, тогда как в его паху собиралась и пульсировала кровь.

Его тело изнывало от усилий, которыми он сдерживал себя. Но он боялся разрушительной силы своего желания. Он боялся пропустить какую-нибудь деталь, о которой в дни и недели безумия, которое придет, будет жалеть. Поэтому он целовал, ласкал и прикусывал с бесконечной нежностью, изучая ее тело.

Габриэль поднял голову и увидел, что ее лицо в слезах. Он поцеловал одну слезинку, потом другую, горячую и соленую на его языке.

– Не плачь, mi inglesa. Пожалуйста.

– Что я могу с этим поделать? Я... это изумительно.

Сдаваясь своему желанию, он накрыл ее грудь своими руками.

– Да, ты такая.

Мягкая округлость груди, впалый живот – она все еще слишком худая после болезни, – и он уже не мог больше сопротивляться. Он продал свою душу за обещание ее безопасности. Его женщина. Его жена. Желание обрушилось на него с новой силой. Он прижал ее ближе и снова завладел соском. Ее хриплый крик пронзил ночной воздух и прогнал слезы.

Огрубевшие и покрытые мозолями, его руки, казалось ему, недостаточно чувствительны, чтобы оценить гладкую мягкость ее кожи.

Еще одна волна дрожи пробежала по ее телу. Еще один сдавленный вздох. Она извивалась в его объятиях, все теснее прижимаясь к нему своими бедрами. Габриэль застонал.

– Позволь мне поцеловать твою шею, – прошептал он. – Прежде чем мы отрежем волосы.

Габриэль развернул ее и опустил на четвереньки. Затем откинул длинную гриву волос в сторону и притянул любимую ближе. Окутывая ее своим телом, он целовал ее затылок. Она выгнула спину и прижалась теснее к его твердой мужской плоти.

Габриэль сбросил тунику и бриджи и вернулся к ней, плоть к плоти. Он протянул руку и нашел ее влажные складки. Ощущение ее кожи, такой готовой для него, лишило его последних обрывков самоконтроля.

Скользить в нее было сладостным восторгом, воздух обжег его легкие, когда она открылась для его медленного проникновения. Она прошептала его имя в долгом выдохе.

– Mi inglesa, – прохрипел он в ее шею.

Их танец угас, доставляющий удовольствие ритмичный узор от медленного до яростного и снова медленного. Неторопливо Габриэль подался назад, так что они почти разделились, а потом снова вошел. Он пировал в мучительно-изысканном ощущении ее тела, принимающего его, каждый раз, пока его размеренное движение не стало пыткой. Огонь хлынул в его вены. Едва дыша, он рывком притянул ее к себе и совсем чуть-чуть вышел, а затем снова погрузился в блаженную глубину.

Он понимал, что нужно замедлить темп. Смаковать. Ему нужно уделить внимание ее жаждущему телу и подарить восторг, который она искала. Хотя каждый мускул дрожал и пульсировал, он посвятил себя своему желанию. Нежность исчезла. Месяцы и годы воздержания уступили чисто звериной жестокости его желания.

Но Ада не отступила. Ее крики набрали такую силу, что Габриэль закрыл ей рот. Он сжал ее тело, балансируя с ней на грани удовлетворения.

– Тише, mi ama, – пророкотал он. – Держи бурю внутри себя.

Он прильнул ртом к волосам за ее ухом, наслаждаясь ее вкусом. Страстные вздохи совпадали с яростным ритмом их тел. Во внезапном резком спазме освобождения она укусила его и содрогнулась всем телом. Все ее мышцы были напряжены и дрожали.

Габриэль вошел в нее еще раз. Горячий свет вспыхнул перед его глазами, когда наслаждение обрушилось на него, темное и правильное, и прекрасное.

Глава 31

Рухнувшая в изнеможении Ада лежала с Габриэлем на полу камеры. Он свернулся вокруг нее, пресыщенный, все еще обнаженный, почти в той же позе, в какой они любили друг друга. Ленивый ритм его прикосновения убаюкивал ее, унося в место абсолютного удовлетворения; ее тело, разум и душа соединились.