Читать книгу "Змея за пазухой - Виталий Гладкий"

Даже человек совсем ничтожный и пустой, которого слово «дурак» сопровождает всю жизнь, и тот считает себя пупом земли. «Так что с умишком у меня все в порядке, — твердо решил Никита, — а вот с удачей дело обстоит худо». Этим вердиктом он попытался хоть немного приободриться, потому как настроение у него было совсем скверным.

Подъехав к дому, Никита выругался, как последний босяк, — машину припарковать было негде. В последние годы машины в автосалонах шли нарасхват. Читая в Интернете иностранную прессу (естественно, в переводе), где Россию обвиняли во всех тяжких и честили на все заставки, Никита, не имея возможности купить авто, иронизировал: наверное, народ бесится от плохой жизни, приобретая отнюдь не дешевые авто. Но теперь, поездив на «ауди», он твердо решил, что первым делом, после своих детективных «упражнений», купит себе приличную машину. Ведь сейчас он, что там ни говори, миллионщик…

Пришлось ехать в конец длинного ряда, туда, где стояли контейнеры для мусора. С трудом отыскав свободный пятачок, Никита заглушил мотор, вышел и сладко потянулся — эх, вздремнуть бы! Веки от монотонного шума мотора начали слипаться, и он прикладывал поистине героические усилия, чтобы не уснуть за рулем. Мимо него прошел-просеменил плохо одетый бомж и начал ковыряться в контейнере, выискивая только ему одному известные ценности. Вот жизнь! — подумал не без сострадания Никита. Врагу не пожелаешь такой судьбы — без крыши над головой, без денег, чтобы купить кусок хлеба, и с разрушенным (чаще всего алкоголем) здоровьем.

Понаблюдав чуток, как бомж деловито начал набивать свою котомку непонятно чем, Никита уже было направился к своему подъезду, но тут в его голову словно въехал грузовик — мать твою!.. Да ведь это же тот самый бомж, которого он встретил возле детективного агентства «Свет надежды» в день убийства Хайтахуна! На нем была та же одежонка — какой-то нелепый плащ в заплатах, под шапочкой, напоминающей тюбетейку, седые космы топорщились во все стороны, из-за чего физиономия бомжа напоминала морду неухоженного лохматого бобтейла, староанглийской овчарки. Никита резко обернулся и увидел, что бомж тоже смотрит на него; и в этом взгляде было столько злобы, что Никиту словно ледяной водой окатили.

— Ну-ка, постой, дружище, — решительно сказал Никита и быстрым шагом направился к бомжу. — Стой, кому говорю! Ты куда?!

Бомж, с виду хилый старец, неожиданно рванул прочь с молодой прытью. Не задумываясь ни на миг, Никита бросился вдогонку. Конечно же это был тот самый странный бомж, от которого за версту разило дорогим одеколоном и который бегал как спринтер, вспомнил Никита игру в догонялки возле ресторана «Монмартр». Они бежали так резво, что вскоре оказались за три квартала от дома Никиты — у комплекса зданий тридцатых годов, подготовленных под снос.

Бомж забежал под арку — и исчез. Комплекс представлял собой четыре пятиэтажных дома, соединенных в единое целое, которые окружали просторный двор-колодец, напоминающий мусорную свалку. Скорее всего, таковой он и являлся. Неподалеку находился частный сектор, и его жильцы не мудрствуя лукаво тащили во двор всякий хлам, который нельзя было воткнуть в машину для вывоза мусора. Здесь лежали и старые унитазы, и ржавые бочки, и битый кирпич, и какие-то тряпки, и автомобильные шины, а венчал гору этого «добра» первый серийный цветной телевизор «Рубин», лебединая песня советской электронной промышленности.

«Куда же ты девался, урод?!» — ярился Никита. Он бросился в ближайший подъезд, у которого даже была дверь, и, прихватив обрезок изъеденной коррозией водопроводной трубы, попавшийся ему под ноги (какое-никакое, а все же оружие), начал спускаться в полуподвальное помещение — оттуда ему слышались человеческие голоса. Да и лестница, по которой он шел, была расчищена от кусков обвалившейся штукатурки; это ясно указывало на то, что по ступенькам ходили регулярно.

Полуподвальное помещение представляло собой длинный, как собачья песня, коридор со множеством дверей, которые вели в крохотные комнатушки. Наверное, когда-то их использовали как кладовые. В коридоре было относительно светло — небольшие оконца под самым потолком были хоть и запыленными, грязными, все же свет пропускали. Но самое странное — все они оказались целыми, в отличие от окон на этажах, которые глядели на мир черными бельмами оконных проемов, откуда съехавшие домовладельцы вытащили рамы вместе со стеклами — что ж добру-то зря пропадать.

Никита прислушался. Людской говор доносился со стороны двери, пятой по счету от входа в полуподвал. Стараясь не шуметь, он едва ли не на цыпочках подошел к ней, с силой рванул на себя и спрятался за простенком — вдруг у бомжа, которого он преследовал, имеется ствол, пальнет в упор — и пишите потом письма мелким почерком.

— Эй, кто там шутит?! — раздался чей-то возмущенный голос — басовитый, но с изрядной хрипотцой. — Леха, ну-ка, глянь, кто нам мешает отдыхать.

— Борода, я чё, крайний? — Леха говорил фальцетом. — Сам посмотри.

— Не, ну ты, Леха, нахал… Кому сказал — оторви зад от табурета и проверь, кого еще нечистый принес!

— Ты что, большим начальником уже стал?! — взвился Леха. — С каких это пор? А в морду не хошь?

— Мальчики, ша! — раздался женский голос. — Вы еще подеритесь, петухи общипанные.

— Манька, ты словами-то не разбрасывайся, — пробурчал Борода. — За петухов можно и по шее схлопотать.

— Все, прекратили базар! Я сама посмотрю.

В коридор вышла изрядно потрепанная, но еще не старая и на удивление прилично одетая бомжиха. Увидев Никиту с трубой в руках, она ничуть не испугалась и не удивилась, даже заулыбалась, показав, что зубы у нее точно не такие, как в рекламе зубной пасты.

— У нас гость, — сообщила она своим приятелям. — Незнакомый. Из домашних.

— Ну так гони его в три шеи, — сказал Борода. — И дверь закрой — дует!

— Какие мы нежные… — Манька повернулась к Никите: — Тебе чего надыть, мил-человек?

— Поговорить.

— Говори.

— Зайдем, — сказал Никита и, слегка подтолкнув Маньку, вошел вместе с ней в помещение, которое он, как человек военный, с полным на то основанием мог назвать каптеркой.

Помещение оказалось более просторным, чем думал Никита. Когда-то это был чей-то склад, судя по деревянным стеллажам вдоль стен. Бомжи приспособили его под жилье, затащив сюда кушетку, кресло и два табурета. Стеллажи тоже не пустовали — на них лежало какое-то барахло. Скорее всего, это была комната Бороды (бомж и впрямь козырял старообрядческой бородой), потому как он сидел в кресле во главе стола, представлявшего собой снятую с петель дверь, положенную на ящики.

Что касается Лехи, то это был худосочный тип с трехдневной щетиной на впалых щеках и красными глазами — то ли от бессонницы, то ли от чрезмерных возлияний. Если Борода встретил Никиту вполне благосклонно, то Леха смотрел набычившись, словно хотел забодать незваного гостя.

Бомжи были одеты во все чистое и даже не рваное. Впрочем, в этом не было ничего необычного — люди стали жить неплохо и часто выбрасывали в контейнер для мусора вполне добротные вещи. Судя по всему, именно он и пополнил гардероб всей троице.