Читать книгу "Склейки - Наталья Лебедева"

– Ну и что?

– Согласна. Я тоже не придала значения. Но ручка!

– А что – ручка?

– Наша придурочная ручка! Повернутая наоборот! Ты же знаешь, как подолгу с непривычки люди не могут открыть туалет. Пока не скажешь, не сообразят, что нажимать надо вверх! А она – нажала. Сразу. Даже не попытавшись открыть, как обычно. Вот и все. Так я и поняла. Просто в голове все склеилось, словно в монтажке. Кадрик к кадрику – картинка.

– Ну ты даешь! – Надька смотрит на меня как-то по-новому.– Я думала, ты тюха, размазня. А ты!

– Да нет. Просто мне было очень важно узнать...– Я виновато пожимаю плечами.

14 февраля, вторник

Снимаем с Витей в православной школе. Большое старое здание, высокие потолки, добротные двери в раме внушительных, массивных косяков, полы из тщательно обструганных досок – не казенных, а таких, какие бывают обычно в крепких деревенских избах. Нас встречает высокий батюшка: бородатый, громкоголосый, с внушительным пузом под черной рясой. Я заставляю себя улыбнуться ему – мне не нравится повод, по которому я снимаю сюжет. Русские шансонье давали благотворительный концерт и передали деньги на литье колоколов для школьной колокольни.

Нас ведут наверх. Здесь под потолком уже подготовлены для колоколов массивные балки. Чисто, опрятно, благообразно.

Журналисты трех телеканалов встают перед батюшкой, вытягивая вперед руки с микрофонами. Он говорит, рассуждая о благом деле – цельный, массивный и гулкий, как колокол. Его голос убаюкивает, заставляет верить просто так, не вдумываясь. Но я все же спрашиваю, вспоминая виденных мною в классах скромных мальчиков и девочек в платках и длинных юбках:

– Отец Николай, а своим воспитанникам вы рекомендовали бы такую музыку? Вы хотели бы, чтобы это направление развивалось? Вы советовали бы оказать шансонье всестороннюю поддержку? Вам кажется, что общество должно проникнуться тюремной романтикой?

Батюшка молчит – растерянно и изумленно, хватает воздух открытым ртом.

– Так вы советовали бы своим воспитанникам слушать такую музыку?

– Любая музыка имеет право существовать,– отвечает он, но видно, что выкручивается,– и только каждый из нас может выбирать, что слушать, повинуясь собственному сердцу.

– А ваше сердце велит вам слушать эту музыку?

– Н-нет,– поколебавшись немного, отвечает он.

– Надоело! – сердито говорю я, пересекая темный и гулкий холл. От моего голоса испуганно вздрагивает задремавшая было старушка-гардеробщица.– Врут все. Что хочешь скажут, лишь бы денег дали.

Витька хмуро кивает. Он вообще неразговорчивый.

В офис возвращаюсь в плохом настроении. Мечтаю поскорее сделать сюжет и уйти домой.

– Сделаешь устную с синхроном? – спрашивает Данка.

– Сделаю,– обреченно киваю я.– Куда едем?

– Никуда не едем,– отвечает Данка.– Сейчас тебе все привезут. Все проплачено, так что гонорар как обычно – по двойному тарифу. Я считаю, неплохо. Так?

– Наверное,– вяло соглашаюсь я.– А кто платит?

– Партия платит.

Кассету привозят действительно быстро. Молодая, высокая и очень полная дама выдает ее мне и садится рядом с компьютером, готовясь рассказать мне, что это будет за материал.

– Мы вот тут...– говорит она,– митинг провели.

И я вижу на экране длинный ярко-розовый дом, освещенный лучами заходящего зимнего солнца. За домом – бескрайние поля, перед ним – небольшая кучка народа, человек пятьдесят навскидку.

– Так! – машет руками дама.– Этот кадр не даем, тут видно, что народа немного. Мы будем говорить, что пришло человек триста.

– Но не было трехсот!

Дама смотрит на меня с неудовольствием, которое быстро сменяется иронической улыбкой. Видимо, она принимает меня за глупую девочку-практикантку. Я ее понимаю: кудряшки, лицо почти без макияжа, наивное замечание во время работы над проплаченным сюжетом...

– Хорошо,– соглашаюсь я.– А где это было?

– Да там,– дама неопределенно машет рукой,– в районе. Далеко. Нагнали колхозников.

– О чем митинговали?

– В поддержку последних действий правительства.

– Так все против.

– А наша партия – за.

Я записываю ее слова в блокнот, едва сдерживая раздражение. Она говорит что-то еще, отмечает особо важные пункты.

– Синхроны есть? – спрашиваю я, терпеливо выслушав этот подхалимский бред.

– Есть,– радостно кивает она.– Сейчас будет.

Мы видим на экране обычную, немного испуганную тетку лет сорока пяти и руку моей визави, держащую микрофон.

– Я,– говорит тетка, то и дело поднимая глаза к ясному морозному небу, словно школьница, вспоминающая правильный ответ,– поддерживаю все эти решения, потому что... потому что...– Ее взгляд плывет по небу, словно следя за плавным движением облаков, в глазах – синяя пустота.

– Ой! – наконец признается тетка, обращаясь к руке с микрофоном.– Я забыла, почему поддерживаю. Вы мне сказали, я вроде запомнила, а теперь – забыла.

И дама терпеливо, как маленькому ребенку, объясняет, что надо говорить.

– Ой,– тетка судорожно поправляет свой вязаный берет.– Вообще-то мне это не очень нравится – реформы. Я по-другому вообще-то думаю.

– Это не страшно,– у дамы снисходительный тон психиатра.– Сейчас надо сказать то, что я говорю.

– Ну хорошо,– теткин бунт подавлен, ему даже не дали начаться.– Скажу, раз так надо.

– Надо.

Мечусь по кабинету. Дама ушла. Данка сидит и смотрит на меня, на ее лице – ни единой эмоции.

– Я что для них – собачка? Меня даже можно не стесняться? Кто я?

Данка молчит.

– Они бы хоть вырезали кадр, где видно, что мало народа! Они бы кусок синхрона дали только нужный! Нет! Им надо тыкнуть в глаза, что они деньги заплатят, а я им спою-станцую. Так?!

– Ты когда у меня монтировать пойдешь?

Я резко разворачиваюсь.

– Дан,– говорю я,– я вклею синхрон целиком. С тем куском, где она объясняет тетке, что нужно говорить.

– Клей,– равнодушно говорит она,– если тебе станет легче. А я потом зайду и попрошу Леху все вырезать. Оксана, все проплачено. Скандал никому не нужен.

Я сдаюсь.

Выхожу из монтажки. Данка кладет трубку телефона и быстро-быстро строчит в ежедневнике: старается успеть записать, пока не забыла.

– Оксан! – Я уже готова уйти, но ее окрик останавливает меня в дверях.

– Что?

– Ты когда оформишься на работу? Мне в областной сказали, что внештатницу аккредитуют в последний раз. Им нужно нормальное рабочее удостоверение.