Читать книгу "Бестиарий - Роберт Мазелло"

ГЛАВА 24

«Настанет завтра, и я умру».

Даже в жару сидевшую на заднем дворе Бет пробрал озноб. На протяжении многих веков слова эти были спрятаны, таились между пластиной из слоновой кости, усыпанной сапфирами, и деревянной подложкой, образующими переплет древней книги. И вот теперь… она стала первой, кто их прочел.

Это были первые слова, которые ей удалось прочесть.

Распечатку, полученную после обработки текста компьютерной программой перевода, надо было читать по горизонтали. Одну треть страницы слева занимала копия оригинала на латыни (именно на этом языке было написано письмо). Средняя колонка являла собой приблизительную расшифровку отдельных графем и букв, справа размещался приблизительный перевод текста. Многие из абзацев были помечены звездочками и пронумерованы, ниже приведены более развернутые варианты перевода, поскольку текст на древних страницах местами выцвел или же почерк был особенно неразборчив, а порой — лишь потому, что сложная структура данного отрывка оставляла массу вопросов и широкое поле деятельности для дальнейшего анализа. Компьютеры хороши для рутинной механической работы, однако чувством литературного стиля пока еще не обладают.

Но эти слова не были отмечены звездочками, не были пронумерованы, и значение их не оставляло сомнений.

«Настанет завтра, и я умру. Сохрани (защити) мою душу, о, Господи».

Запищал Джо, и Бет подняла голову. Они сидели на улице, на маленьком пятачке за домом, поросшем травой, что сходил за дворик. Чемп исправно нес службу: то и дело обнюхивал низкую железную изгородь, время от времени поднимал заднюю лапу и помечал один из столбиков, показывая потенциальным соперникам, кто здесь хозяин. Вечерело, но прохладнее не становилось, слишком уж сильно успело нагреться все вокруг за день. Бет сознательно вырвалась из Музея Гетти, ей хотелось первый раз прочесть эти страницы в приватной обстановке, у себя дома. Она отпросилась с работы пораньше, отпустила Робин, та пришла в неописуемый восторг: «Здорово! Как раз сегодня в клубе „Вайпер Рум“ выступает джаз-банд, я так хотела послушать!» — и вышла во двор с портфелем и высоким бокалом чая со льдом, который осторожно поставила на шаткий деревянный столик.

Нет, конечно, то, что она сделала, было серьезным нарушением субординации. Эти страницы, перевод последнего послания одного из самых блистательных иллюстраторов в мире, следовало незамедлительно показать начальству и, разумеется, владельцу драгоценной книги «Звери Эдема». Все оригиналы должны быть помещены в каталог и запечатаны. Затем следовало составить план действий, возможно, с привлечением специалистов из других институтов — чтобы неспешно проанализировать и изучить их. Обычно подобная работа может занимать месяцы, даже годы. До сих пор Бет строго придерживалась всех этих правил, во всяком случае куда как строже, нежели Картер. Зато с мужем у нее была одна общая черта — жажда знаний, неукротимое стремление к новым открытиям.

И еще: странным образом она была твердо убеждена, что это письмо, странствовавшее по миру через века, было адресовано именно ей.

«Настанет завтра, и я умру. Сохрани (защити) душу мою, о, Господи. Я самый счастливый, а этой ночью самый несчастный из людей. Я создал величие (великие работы), я создал (совершил) большие преступления (обман, грех). Возможно, за это (из-за этого) и попал (был помещен) в это место с его неописуемым великолепием и равно неописуемым варварством… этот дворец из золота, где воды (реки) красны (от крови) и даже славные деяния ведут к унизительной (позорной) смерти».

Бет сделала паузу. Читать было трудно, и не только потому, что глазам то и дело приходилось возвращаться к началу, проверять разные колонки на предмет того, правильно ли прочел и перевел компьютер с латинского, как сделала бы она сама. Трудность перевода заключалась еще и в том, что сами по себе эти слова, несмотря на кажущуюся простоту, были преисполнены особой значимости, являя собой страшное предзнаменование. Это были последние слова человека, который переписывал драгоценную книгу «Звери Эдема» и который (в этом она была уверена, хоть и понимала, что многие ученые с ней не согласятся) также создал все иллюстрации. А что, если он все-таки выжил вопреки той печальной участи, что ждала его на следующей день после написания письма?

Джо счастливо ворковал, ползая по травке, возводил стены и башни из разноцветных и легких пластиковых кубиков. Бет знала: все матери считают своих малышей исключительно талантливыми и сообразительными, тем не менее ее впечатлила солидность и дизайн крепости (в том, что это именно крепость, не было никаких сомнений), которую строил Джо. Как раз сейчас он возводил еще одну башню, и из-за того, что все сооружение стояло на неровной земле, казалось, она вот-вот обрушится. По выражению серо-голубых глаз Джо было видно, что и он тоже это понимает. Чемп прекратил патрулирование, развернулся, взял в пасть большой красный кубик и затрусил к малышу. Джо вставил его в основание башни.

Ну какой другой ребенок, восхищенно подумала Бет, сообразил бы такое? Уже не первый раз она подумывала о том, что, может быть, стоит проверить IQ сына. Наверное, они просто не согласятся, ведь Джо еще слишком мал.

На листы бумаги, лежащие у нее на коленях, села большая жирная муха, Бет сердито прогнала ее щелчком. Солнце начало садиться за горные хребты Санта-Моники, в каньоне за домом сгущалась тьма — словно чернильное пятно расползалось по густому кустарнику и вечнозеленым карликовым деревьям. Бет сделала большой глоток чая со льдом. Вытерла пальцы о хлопчатобумажные шорты и снова взялась за чтение.

«Я попал в это место по велению Божьему, но так и не добился (заслужил) его милости. Голос Петра слышал я, как слышали его многие другие. Никогда не встречал я святости (благочестия), не слышал и не видел ее, до того дня на полях. Петр уговорил всех нас отказаться от раздоров, споров и погубления братских христианских душ, он умолил нас обратить все мысли к Спасителю и священным местам, где некогда ступала Его нога, местам, которые были осквернены неверными сарацинами».

«О боже, — подумала Бет, — неужели это возможно? Неужели это письмо является не чем иным, как одним из первых рассказов паломника или крестоносца о походе в Святую землю?»

Петр, насколько она понимала, — это святой Петр. Но это также мог быть легендарный Петр-отшельник, бородатый анахорет, явившийся в конце одиннадцатого века и всколыхнувший большую часть Европы призывами послать в Палестину крестоносцев и отобрать эти земли у неверных. Если это так, тогда автор этого письма наверняка говорил на французском, родном языке Петра-отшельника. Вопросов становилось все больше, личность автора — все значимее: он превосходно владел латынью и писал на ней, он создавал цветные иллюстрации такой красоты и выразительности, что просто захватывало дух. Мало того, теперь получалось, что он был еще и искателем приключений, человеком действия. Бет все больше склонялась к мысли о том, что имеет дело с человеком уровня Челлини, Караваджо или Микеланджело. Не с книжным червем, который редко покидал монастырские застенки, но с художником, мастером высочайшего уровня, далеко опередившим свое время.