Читать книгу "Два завоевателя - Мэрион Зиммер Брэдли"

Как смертельный ужас проник в его в душу, Бард понять не мог. Ледяной холод пробрал его до костей. Каждой жилкой, каждой клеточкой почувствовал, что стоит одному из этих ухмыляющихся исчадий коснуться его — он погиб. Жизнь, храбрость, ощущение справедливости, которым он жил все это время, необходимость восстановить ее — если тебя отдали в жены, то будь женой, нечего таиться по святым местам! — воля и терпение будут высосаны по каплям. Его воля и разум станут пустыми, холодными, чужими! Стоит только мельчайшей пряди тумана коснуться его, он тут же выпадет из седла и рухнет на землю. Бессильный, отчаянно голосящий, умирающий. И уже никогда больше не сможет подняться. Волк рывками начал дергать поводья, пытаясь развернуть своего скакуна и умчаться вслед за Мелисендрой и своими спутниками. Однако тот даже переступить не мог — подрагивал, но с места не трогался. Когда-то где-то Бард слышал, что Аварра способна перевоплощаться в кобылу. Неужели она околдовала его лошадь?..

Между тем полоса тумана, словно пропитанная пугающими рожами, подползала все ближе и ближе. Тут только Бард начал соображать, что в этих бестелесных, мятущихся призраках пробивается что-то знакомое, уже виденное… Лики мертвых мужчин, обесчещенных женщин, черепа, подрагивающие остатки костей скелета — вся эта чертовщина плясала, мешалась, пялилась на него, скалила зубы. Боги, это же лица тех, кого он убил! Порубал в сражениях, стычках, на узких дорожках… И женщины… Эту он, помнится, ограбил, эту сжег в собственном доме, закрыл дверь на щеколду и сунул факел под стреху… Эту обесчестил… И эту, и эту… Тут же промелькивало когда-то искаженное от ужаса, а теперь сияющее улыбкой лицо жительницы Скаравела — он вырвал из ее рук ребенка и сбросил со скалы. Помнится, из разбившегося тела торчали кости. Белые как сахар… Эту он изнасиловал, убив ее мужа, труп так и лежал рядом с постелью, на которой он ублажал себя. А вот эта зачем? Эту не надо! Эту прочь… Совсем ребенок, сколько ей было? Лет двенадцать? Сначала попользовался сам — пришлось изрядно отлупить ее, потом отдал двенадцати солдатам. Ее лицо все сплошь было в синяках, тело в кровоподтеках. Что теперь скалиться! Ну, было, было…

Тут же, в хороводе мерзких рож, затесалась и Лизарда — ишь, лицемерка, прикрыла лицо руками и рыдает, а сама так хитро посматривает между раздвинутыми пальцами… Белтран, ты что здесь делаешь? Ты сам, ты первый начал. Боже, как ты изменился — мясо уже сгнило, лоскутьями висит на костях…

Полоса тумана подползла под ноги коню, мельтешащие в нем рожи коснулись подошв сапог, ласкаясь полезли выше, добрались до колен. Прочь! Прочь!.. Не трогайте меня! Бесы, бесы!.. Бард как безумный принялся дергать уздечку, стараясь поворотить коня — тот застыл как каменный… Великая Мать!.. Крошево ликов, образов, поганых рож, гримасничающих, внезапно оживших мертвецов, похваляющихся торчащими — белыми как сахар! — костями, ползло все выше и выше. Вот это мерзкое облако добралось до поясницы, полезло под одежду, под кожу, начало глодать его внутренности. От подобной щекотки Бард вскрикнул как безумный и рухнул на землю.

Он кричал и кричал, и, может, эти вопли вернули ему рассудок. На время, но этих секунд хватило, чтобы схватиться за узду. Он начал бешено нахлестывать кобылу по бокам. Та встала на дыбы, заржала и лягнула его, но он не отпустил поводья. Лошадь взбрыкнула еще раз и поскакала по пляжу к лугу. Бард волочился за ней по песку, потом по влажной траве. Только под сенью древних деревьев лошадь перешла на шаг, потом совсем остановилась. Человек, не выпуская спасительной узды, полежал немного, отдыхая, потом с трудом, хватаясь за траву, встал на колени. Рядом стояла еще одна лошадь — Бард поднял голову. Его поджидала Мелисендра.

Гневливая злоба ударила в голову Барду. Если она посмеет хоть слово вымолвить, если только взглядом укорит его — вот, мол, предупреждали тебя; если решится дать совет или пожалеть его — он прибьет ее на месте. На это сил у него достанет. Он не позволит ей насмехаться над ним! Вот чертова баба! Как же всякий раз выходит, что она берет над ним верх? Если только посмеет улыбнуться… Или спросит, чьи лица всплывают в тумане и почему он таким странным образом выбрался на луг, — это будет последний вопрос в ее жизни!

— Зачем ты вернулась, чертова баба? — выкрикнул он. — В тебе скопилась бездна жалости и милосердия? Поверь, я в них не нуждаюсь! Что, рада теперь? Нагляделась, как я тут корячился?..

Мелисендра не ответила, даже не взглянула на него. На лицо у нее была опущена вуаль, вглядевшись, Бард догадался, что она, закрыв глаза, плачет.

Наконец лерони прошептала:

— Я должна была уехать. Я так хотела этого!.. Но они меня прогнали — сказали, что колдунье лучше держаться от них подальше. Я испугалась, Бард.

И вновь слезы.

Бард нарочито откашлялся, потом степенно, с паузой, сел на коня. Ярость ослабла, обратилась в жгучую, исподволь терзающую мысль — и на этот раз Карлина ушла от него. Опять выставила его на посмешище, а ведь он был уверен, что уже добрался до нее. Опять все рухнуло, и он опять остался с Мелисендрой, которую начинал ненавидеть. Перед тем как тронуться с места, он повернулся в сторону озера и погрозил кулаком. Туман между тем начал таять, распадаться на отдельные хлопья — и цвет его сменился на серовато-жемчужный.

Возвращался Бард не спеша; успел отдышаться, когда они с Мелисендрой миновали топкое место и выбрались на пригорок — дальше начинался пологий подъем. Успокоившись, он ощутил, что и мысли пошли ровнее, отчетливее, все об одном и том же — на этот раз эти старухи одержали верх, но пусть они не надеются, что он так легко сдастся. Он еще вернется сюда. Вот только сообразит, как одолеть все их дьявольские ухищрения, и вернется. Пусть они поберегутся!

И Карлина, если решила, что нашла надежное убежище, тоже пусть побережется!

4

Наконец наступило лето — жара легла на холмы Киллгард. Все свободные люди были расставлены в лесах — в такую пору смолистые деревья вспыхивали как спички.

Бард с отрядом копейщиков и личной охраной возвращался домой в Астуриас. За спиной лежали оккупированные земли Маренжи. Утром миновав границу Астуриаса, он с удовлетворением отметил, что, собственно, теперь никакой реальной границы не существует. Повсюду расставлены отряды, каждый солдат устроен на постой. Все жители Маренжи обязаны были нести эту повинность. Бард организовал систему оповещения, были построены вышки, заготовлен хворост для сигнальных костров, приведена в действие и связь посредством ларана, так что теперь Астуриас был защищен и с севера и с востока. Никакая банда из-за Кадарина, никакой отряд со стороны Серраиса не могли проникнуть в Астуриас незамеченными. Конечно, шериф Маренжи выразил протест, но это его дело. Другое было удивительно — недовольные, мрачные лица местных жителей! Все эти меры были приняты для их же собственной безопасности, однако крестьяне явно смотрели на астурийцев как на захватчиков. Но в таком случае им следовало самим создать армию, которая бы охраняла их границы.

Переночевал Бард и его отряд в старом замке дома Рафаэля. Теперь он был пуст, единственным жильцом являлся старый коридом. Да еще несколько приходящих из ближайшей деревни слуг… Эрленд? Мальчика отправили к матери в королевский замок. Точно, вспомнил Бард, об этом уже был разговор. Тут мысли его потекли по новому руслу — мальчишка подрастает, вскоре его придется отдать в надежные руки. В какой-нибудь благородный дом, чтобы он получил хорошее воспитание. Как-никак он все же его сын, и пока единственный. И любимый… Пусть ему судьбой предназначено стать ларанцу, он все равно должен научиться владеть оружием, и прежде всего мечом. Взять хотя бы того же Джереми. Тот с детства знал, что карьера воина ему не светит, однако никогда не был последним на уроках фехтования. И в играх тоже… Никогда не прятался за спины сводных братьев… Это были горькие воспоминания — к чему они? Ну их!.. Только душу травить… Бард сжал челюсти и попытался думать о чем-нибудь другом. О несвершенном, например, о несделанном, но заставить себя не мог. Стало скучно и противно. О несвершенном — значит, о будущем, но это было слишком общо, беспредметно. То ли дело маленький Эрленд. Ларанцу так ларанцу, ведь во всяком случае он недестро, то есть не обладал полным правом наследовать корону, и это существенно. Вот когда Бард отыщет возможность вернуть Карлину, она нарожает ему много законных сыновей. В любом случае Эрленд должен быть воспитан, как то надлежит отпрыску благородного рода. Возможно, дом Рафаэль вместе с Мелисендрой уже придумали, в какой форме следует усыновить его. Что ж, он не против, если только в это дело не будет замешана Мелисендра. Вот чертова баба! Чертова, чертова и еще раз чертова!.. Это не баба, а сущее наказание. Надо же попасть в такое дурацкое положение: все неприятности, обязанности, расстройства, которые доставляет брак, налицо, и никаких преимуществ. Надо же — усыновлять собственного сына, ежедневно видеть ее рожу, чувствовать, как она осуждает тебя, каждый поступок взвешивает, словно на весах, и при этом такая скромница, так покорна! Если бы она не являлась самой ценной отцовской лерони, он бы давным-давно отослал ее в деревню. Пусть за коровками походит, в навозе покопается… Может, кто-нибудь из подданных дома Рафаэля согласится жениться на ней? А что, неплохая идея — уверен, отец даст за ней богатое приданое.