Читать книгу "Книга предсказанных судеб - Мария Очаковская"

К счастью, морально-этическая сторона вопроса Валерия Петровича совсем не интересовала.

– И ты, ничего не подозревая, сказала ему, что книга находится на экспертизе. Когда же в разговоре прозвучали ключевые слова про оценку ее стоимости и страхование, сосед понял, что пришло время действовать. Еще немного, и никому не известная семейная реликвия превратится в ценнейший объект культурно-исторического значения, привлечет внимание общественности, о ней заговорят, что поставит под угрозу радужные планы Севы Бегларяна.

– Прости, Валера, я не поняла почему? – не удержалась от вопроса Нина Семеновна.

– Именно потому, что заговорят. Известные произведения искусства всегда сложнее продать. Никакой аукционный дом не станет выставлять на торги вещь сомнительного происхождения. Надо доказать, что она неворованная.

– Как все сложно, – качая головой, произнесла тетя Нина.

– Игорь-то это сразу понял, вот и заторопился. А там где спешка – там и проколы. Правильно говорят, идеальных преступлений не бывает.

– И в чем же он прокололся? – поинтересовалась Светлана.

– Исполнителей не тех нанял, выбирать времени не было, – объяснил Валерий Петрович. – Эти чудики настояли на личной с ним встрече, потом с их слов оперативники составили фоторобот, ну а я его, голубчика, по этому фотороботу и опознал. Хотя, конечно, кое-какие подозрения у меня еще раньше появились. Не нравится мне, когда человек ни с того ни с сего врать начинает…

Слушательницы устремили на Торопко вопросительные взгляды.

– Зачем, к примеру, он назвался соседом? Ведь я это враз проверил, еще когда ребята из отделения на труп старухи приехали. Тот угловой дом принадлежит вовсе не Игорю, он его только арендовал, и притом недавно. Ну, думаю, ладно, проехали… Потом еще с французским языком у него прокол вышел, когда пришло сообщение, что Сорделе убит. Ольга нам не все перевести успела. А он, понимаешь, тут как тут, остальное мне сам доперевел, чего ты не говорила. Ну и в-третьих, за что я зацепился – это правила пунктуации.

– Правила чего? – хором спросили женщины.

Валерий Петрович усмехнулся.

– Знаки препинания! В эсэмэсках. Ты уж прости меня, отличница, но я в твоем телефоне хорошо поковырялся.

Ольга невольно вздрогнула, но, вспомнив, что давно стерла все эсэмэски, посланные Игорем, успокоилась. Она уничтожила вообще все, что так или иначе было связано с ним – даже домашний халат, к которому прикасались его руки.

– …Вот я и зацепился глазом. Смотрю, в сообщениях, что Игорь присылал, и в тех, что от похитителей пришли, в конце предложения два восклицательных знака стоят. Одна ошибка и тут, и там. А это уже аргумент. Словом, был бы у меня в запасе еще денек… – мечтательно произнес Торопко и, положив в связи с этим на тарелку еще одно пирожное, повел рассказ о том, как ФСБ удалось прищучить Бегларяна.

Света и Нина Семеновна охали, ахали, без устали засыпая его вопросами. Но Ольга слушала уже невнимательно и думала о своем. Ей вспомнились слова невропатолога, которого они с Денисом посетили накануне.

«Самое лучшее – это сменить обстановку, – советовала ей врач. – Возьмите сына и поезжайте куда-нибудь отдохнуть. Беспроигрышный вариант. Положительные эмоции, новые впечатления, комфортная обстановка, безмятежность, покой. Во все времена так нервы лечили…»

«А угрызения совести?» – задала себе вопрос Ольга и сама же на него ответила – в декабре они с Денисом уехали во Францию.

Но ни о каком покое и безмятежности даже речи быть не могло. Это стало очевидно, еще когда они паковали чемоданы. Все вышло из-за часослова, который Ольга с Денисом, поняв, что ни продать, ни хранить дома его нельзя, решили-таки отвести назад во Францию и передать на хранение в музей графства Помар. Решение это далось непросто, разумеется, были долгие обсуждения, жаркие споры. Кто только в них не участвовал: и Нина, и Поленов, и Торопко, и Петя Штиль, и его начальство. Позже к дискуссии подключились осанистые чиновники из Минкульта, сотрудники посольства, включая самого господина посла, ну и, конечно, вездесущие журналисты. Они-то и раздули невероятную шумиху. Как это обычно сейчас бывает, когда все газеты, все телеканалы и сайты, перекрикивая друг друга, талдычат об одном и том же, самозабвенно перевирая факты, каждый в меру своей фантазии и бесстыдства.

«Мать продает коллекцию книг, чтоб оплатить операцию больному сыну!», «Библиотека Ивана Грозного идет с молотка!», «Ленинка торгует фондами! Уникальные книги проданы за границу! Власти бездействуют!».

Став героями новостных колонок, Ольга с Денисом тотчас ощутили на себе бремя нечаянной славы. Кто-то превозносил их до небес, а кто-то ругал на чем свет стоит. У ворот болшевской дачи шныряли репортеры, под окнами московской квартиры толпились какие-то сумасшедшие пикетчики. И даже пресс-конференция с участием французского атташе по культуре, экспертов из Ленинской библиотеки и самой Ольги не положила конец этому разгулу гласности.

– Да, тяжела ты, шапка Мономаха. – Тетя Нина со скорбным выражением на лице и с перевязанной полотенцем головой открыла Поленову дверь и тотчас решительно вытащила телефонный штепсель из розетки.

– На самом деле это миф, Нина Семеновна. Вкупе с собольей опушкой шапка весит всего семьсот граммов, – уточнил Поленов и добавил: – Могу посоветовать отключить также дверной звонок – там на первом этаже двое с камерами стоят.

– Вот и отключи, чего советовать-то, – не церемонясь, велела ему Нина Семеновна. – Ой, хоть бы они уехали поскорей! Ольга, ты где застряла?

Ольга была в комнате и безуспешно пыталась застегнуть непомерно раздувшийся чемодан.

С Поленовым они не виделись с того самого злосчастного дня, общались только по телефону и только в связи с книгой. Ольга избегала встреч с ним. Ей не хотелось воскрешать в памяти то, что она всеми силами пыталась забыть, не хотелось ничего ему объяснять. Она и от него не ждала объяснений, боялась его откровенности.

«В конце концов, мне сорок четыре года, далеко не девочка, а возраст диктует свои правила. Полно про любовь-то рассуждать, от нее одни неприятности. Хватит. У меня есть сын, работа, дом, вполне достаточно для нормальной жизни…»

Будто услышав ее мысли, Поленов заговорил с ней как ни в чем не бывало. Он был прежним, близким, дорогим, любимым… другом, который просто зашел проведать ее перед отъездом.

C приездом Дениса и Ольги тихий провинциальный Помар будто проснулся от зимней спячки и тоже зашумел. Горожане оценили поступок юного графа Помар де Рабюсси, вернувшего Франции драгоценный часослов. Эксперты, которым представилась возможность его осмотреть, называли его «Помарским чудом», ставили в один ряд «с наиболее значимыми памятниками мировой готики». Власти города готовили торжественную церемонию передачи реликвии. Вновь последовала череда интервью и позирования перед камерами.

– Мадам, придется смириться, эта шумиха нам очень на руку! – объяснял Ольге мэтр Гренадье. Похоже, он знал, о чем говорит.