Читать книгу "Лиходолье - Елена Самойлова"

– Но цена была выше, ведь так? – тихо спросила я, не осмеливаясь более поднимать взгляд. Пусть даже Морея – лишь набросок, созданный великой сущностью, которую шассы прозвали божеством Тхалисса, но кто из живущих обладает достаточной смелостью, чтобы смотреть в лицо даже тени своего великого создателя без особого дозволения?

– Цена была приемлема. Нам были нужны не только соглядатаи, нам требовались стражи порядка. Те, кто с помощью дарованной силы сумеет удержать этот хрупкий мир в равновесии, принося добро туда, где зла стало слишком много, хаос в места чрезвычайного порядка и застоя, смятение в закостеневшие души, умиротворение тем, чья скорбь стала чересчур велика. Мы не можем вмешиваться напрямую, но можем запросить служение в обмен на дар. Мы даровали тем шассам, кто обратился к нам во второй раз, силу изменять мир вокруг себя, и их чешуя стала золотой, яркой, как солнце, а их потомки обрели великое наследие и великую обязанность – поддерживать Равновесие. И сейчас дитя золотого народа приходит к нам с просьбой в третий раз. И мы готовы выслушать эту просьбу, но будь готова к тому, что мы попросим об ответной услуге.

В комнате повисла тишина. Не гнетущая или пугающая – ожидающая.

Что можно попросить у божества, которому когда-то поклонялся ты сам и твои предки? У божества, которое снизошло к тебе и готово не только выслушать, но и помочь. Правда, в обмен на исполнение просьбы придется выполнить то, от чего не удастся отвертеться никогда. Можно играть в игры с людьми, с нечистью, иногда даже с судьбой и самой смертью, но невозможно сыграть в нечестную игру со своим создателем. Вернее, с той сущностью, на поклон к которой пришли когда-то твои предки, признав тем самым себя ее «детьми». Ничем хорошим это не кончится – ни для тебя, ни для твоего рода.

Я с трудом разлепила онемевшие будто от холода губы. Язык едва ворочался во рту, слова с трудом формировались из невнятного, отрывистого шипения.

– Хочу научиться видеть сквозь тьму и неведомое… чтобы уметь снимать материнские проклятия.

– Сквозь тьму и неведомое… – Морея, как мне показалось, довольно прищелкнула языком и еле слышно рассмеялась. – Хорошая просьба, золотое дитя. Твои потомки, когда увидят свет, смогут не только достойно поддерживать Равновесие, но и исправят наконец-то ошибки своих предков.

Она встала с кресла, я услышала, как скрипнула половица, как зашуршал подол ее платья, и подошла ко мне вплотную. Я успела увидеть ее ноги в полосатых вязаных чулках, потертые ярко-зеленые туфли без задников, когда мои глаза накрыли узкие прохладные ладони.

– Мы дадим тебе то, что ты просишь, золотое дитя. Но взамен ты отправишься в путешествие.

Меж сомкнутых век будто бы вошли раскаленные иглы. Я тихонько завыла, зашипела от нестерпимой боли, но не смогла шевельнуть даже пальцем, чтобы стряхнуть со своего лица чужие, ставшие тяжелыми и ледяными руки.

– Когда ты снимешь проклятие с человека, обернись через левое плечо – и увидишь, куда будет лежать твой дальнейший путь. Ты не ошибешься, ты сразу поймешь, где именно тебе нужно будет восстановить Равновесие этого хрупкого, почти расколовшегося надвое и почти разрушенного изнутри мира.

Голос Мореи стал громче, он ввинчивался в уши раскатами грома, пробиваясь даже сквозь ошеломляющую боль, и каждое произнесенное ею слово будто бы выжигалось раскаленным железом в моей памяти. Мне казалось, что у меня больше нет глаз – только две черные пустые дыры на лице, пульсирующие жгучей болью, в которых неохотно проворачивалось узкое ржавое лезвие…

– Ты можешь не уходить из города сразу – у тебя будет время, чтобы подготовиться. Но как только ты поймешь, что не можешь больше оставаться в Огнеце, как только выйдешь за городские стены, тебе придется отправиться в дорогу и сделать то, что должно. Это – цена твоей просьбы.

Яркая вспышка – и боль превратилась в удовольствие, в экстаз, прокатившийся огненным клубком по всему телу. Я хрипло застонала и почувствовала, что лежу на полу и щеку не слишком приятно колет разноцветный шерстяной коврик с вытертой бахромой. Холодные руки больше не касались моего лица, а тело казалось вялым и непослушным, как после смены облика. Я глубоко вздохнула и попыталась открыть глаза – и сразу же зажмурилась, увидев лишь круговорот цветных пятен в нестерпимо ярком свете.

Руки Мореи подхватили меня под мышки и легко, будто перышко, подняли и поставили на ноги. Негромкий, чуть надтреснутый старческий голос раздался у меня над ухом:

– Иди, золотое дитя. Только не оглядывайся на меня. Увидишь больше, чем сумеешь воспринять, и ничем хорошим это для тебя не закончится. Иди к своему человеку, теперь ты поймешь, как отделить от него тьму. Только знай, что долго ты ее в своих руках не удержишь, тебе придется отдать эту смертоносную тень кому-нибудь еще. Врагу или другу, который согласится принять ее по доброй воле или по принуждению. До рассвета она вас не тронет, а уж потом справляйтесь, как знаете.

Морея подтолкнула меня в спину, и я пошла вперед на нетвердых, негнущихся ногах, слепо шаря вытянутыми перед собой руками. Пальцы натолкнулись на шелестящие нитки, унизанные гранеными бусинами, я развела их, как полог, и прошла в горницу, где слышались негромкие мужские голоса, которые мгновенно стихли с моим появлением.

– Мия? – удивленный, неуверенный голос, принадлежавший дудочнику. Будто бы он смотрел на меня – и не понимал, что произошло. – Что с твоими глазами?

Я покачнулась, и сразу же меня подхватили надежные, сильные руки харлекина. Пальцы Искры скользнули по моим щекам, приподняли мое лицо за подбородок, поворачивая из стороны в сторону.

– Что эта старая ведьма с тобой сделала?! – Низкий, короткий рык, который уже не мог принадлежать человеку.

Открыть глаза я смогла не сразу, было ощущение, что они залиты чем-то клейким, липким, чуть солоноватым. Комната на мгновение качнулась перед глазами, а потом все предметы вокруг стали зыбкими, нереальными и чуть прозрачными – как будто они были нарисованы красками на стекле, сквозь которое едва-едва пробивался солнечный свет. Настоящими выглядели только Искра и Викториан, яркие, плотные, окруженные разноцветными ореолами. Я опустила взгляд ниже и впервые смогла разглядеть сквозь просветлевшую туманную дымку, окутавшую запястье дудочника, небольшую метку. Как место, куда пророс корешок наведенного проклятия. Казалось, выдерни этот корешок – и вся эта тьма, вся эта неестественная дрянь, притягивающая нежить, останется у тебя в руках, как выполотый сорняк.

– Она научила меня видеть сквозь тьму и неведомое, – пробормотала я, проводя ладонью по лицу и отнимая пальцы, перемазанные чем-то алым.

– Да, и заодно заставила тебя плакать кровью, – зло выплюнул Искра, рывком прижимая меня к себе, обнимая так крепко, что казалось – еще немного, и захрустят кости. Я обняла харлекина за пояс, но обратилась к змеелову:

– Я теперь знаю, как тебя освободить. Но тебе может не понравиться.

– Что, неужто еще больше, чем сейчас? – усмехнулся тот, но быстро посерьезнел, осознав, что это не шутка. – Пояснишь?