Читать книгу "Одинокий дракон. Последний повелитель - Павел Шумил"

— Если вместо «вкусно» вы стали говорить «питательно», значит, вы состарились, — сказал и вонзил зубы в мясо. В последние дни Джафар всё больше и больше говорил сам с собой. Не то, чтобы это особенно помогало, но как–то притупляло чувство одиночества. Поев, начал подготовку к восхождению. Срезал две берёзки и изготовил прочные жерди трёхметровой длины. Из того, что осталось, вырезал несколько тридцатисантиметровых колышков.

На следующее утро развёл костёр, подогрел надоевшую донельзя утку, запил водой из ручья. Сложил все свои пожитки в пакет, отнёс к трещине. Размотал тонкую как бечёвка, но чрезвычайно прочную верёвку и сложил вдвойне. Середину закрепил на поясе, одним концом обвязал пакет с имуществом, другим заготовленные накануне жерди. Берёзовые колышки связал и закрепил на поясе. Подумал немного, потом привязал тросиком к поясу нож. По привычке подумал: «Что сделал бы Гром?» Гром посмотрел на небо и сказал:

— Однако, если дождь пойдёт, камень скользкий станет.

Джафар упёрся ногой в стену трещины и полез вверх. Первые двадцать метров дались удивительно легко. Дальше трещина чуть сузилась. На высоте восьмидесяти метров он смог отдохнуть. Загнав в горизонтальную трещину все колышки, сделал узкое, жёсткое, жутко неудобное сиденье. Отдохнув четверть часа, Джафар посмотрел вниз. Потом вверх. Вверх было вдвое дальше. Вздохнул, раскорячился в щели, выдернул колышки (два упали вниз), связал и продолжил путь. На высоте около ста пятидесяти метров удалось отдохнуть по–настоящему. Обломок скалы прочно застрял в сужающейся трещине. На нём можно было сидеть, опёршись спиной о стену, можно было лежать, подогнув или задрав кверху усталые ноги. Два часа Джафар просто отдыхал, потом подтянул наверх пакет с имуществом, умял половину утиной тушки, запил водой из фляжки, подремал часик, чтоб обед усвоился, размял ноги и тронулся вверх. Трещина расширялась. Когда до вершины осталось меньше двадцати метров, он понял, что через минуту сорвётся. Запихнул нож по самую рукоять в трещину и действительно сорвался. Боль резанула по животу. Джафар раскачивался на тонком тросике, которым привязал нож к поясу.

— Опередил курносую на пару секунд, — пробормотал он. — Надо закрепиться и отдохнуть.

Закрепиться было негде и нечем. Тогда Джафар подсунул под ремень колышки. Полегчало. Раньше висеть было мучительно больно, теперь стало просто больно. На лоб упала первая капля дождя.

— Что же ты, сука, делаешь?! — закричал Джафар, выдернул из трещины нож и рванулся вверх как в последний, решительный. Дважды оскальзывался, содрал в кровь ладони. Трещина всё расширялась. Последние метры полз вверх боком, упираясь в скалу подошвами ботинок и загривком, выкрикивая бессвязные ругательства, пятная скалу кровавыми отпечатками ладоней.

Джафар лежал на вершине. Тело сотрясалось от рыданий. Ливень бил в лицо, смешивался с кровью изодранных ладоней.

— Я дошёл, Гром, ты слышишь, я дошёл, — бормотал он, ловя губами дождевые капли. — Теперь мы справимся, я дошёл.

Напрягшись, перевернулся на спину, встал пошатываясь, стянул то, что осталось от куртки, подставил стёртую до крови спину дождю.

Дождь кончился, солнце клонилось к горизонту. Джафар то ли очнулся, то ли проснулся. Сел со стоном, непонимающе уставился на две верёвки, привязанные к поясу и уходящие вниз. Потом вспомнил, втянул наверх сначала пакет с вещами, затем жерди. Осмотрел площадку. Ни лифта, ни грузового лифта, ни павильончика над лестницей не было.

— Не может быть, как же так? — спросил он вслух, растерянно озираясь, и вдруг понял — всё это осталось на той части скалы, которая обвалилась, рухнула вниз, в долину. Медленно обошёл площадку по периметру. Потом осмотрел каждый метр. Машинально отметил в памяти несколько луж с водой, достаточно чистой, чтобы её можно было пить. «Гром бы на моём месте…» — подумал он и представил коренастую фигуру на краю скалы. Привычка мысленно советоваться с космодесантником стала уже второй натурой.

— Правильно сформулируй задачу, и в половине случаев увидишь ответ, — посоветовал Гром.

«Я хочу попасть на базу, — подумал Джафар. — На базу вела лестница. Лестницы больше нет. Может, и базы нет? Почему я решил, что база есть? Потому что увидел в скале дыру… Ду–рак! Трудно быть глупым. Всего–то делов — спуститься по верёвке. Неужели глупею? Может, это те самые необратимые изменения мозга начинаются? Тогда надо торопиться. Камилл говорил: «Торопиться — это не значит пороть горячку. Это значит не терять времени даром“ — так, кажется. Спуск — завтра, а сегодня зализываю раны».

На следующий день Джафар внимательно осмотрел каждый метр тонкой, полуторамиллиметровой верёвки, разрезал ножом жерди на части, связал из них нечто вроде люльки и спустился до прямоугольного отверстия в стене. Изготовление люльки с лебёдкой заняло 3 часа, сам спуск — меньше 5 минут. Одного взгляда было достаточно, чтобы похолодели руки, умерла надежда. Помещение, через которое прошёл разлом, было ангаром. Энергоцентрали больше не существовало. Аппаратуры нуль–т не существовало. Уцелела жилая и научная зоны, всё остальное рухнуло вниз, когда раскололась скала, было раздавлено, похоронено под десятками тысяч тонн каменного крошева. Джафар потерянно ходил по тёмным залам, зачем–то трогал выключатели. База была также мертва, как и его бункер. Даже ещё мертвее. В бункере работала энергосистема, работала аппаратура саркофага, посылал сигналы слабенький нуль–маячок. Здесь же несколько веков назад затухла последняя искорка электронной квазижизни.

— Один. Теперь я совсем один. Навсегда. — сказал Джафар. Стены ответили нестройным эхом. Джафар сел на пол, прислонился спиной к холодному пластику стены. В голове — холодная, чёрная пустота. В позвоночнике — холод, только сердце бьётся гулко, ненужно. Зачем? В этом мире — ни друзей, ни врагов. Все друзья умерли тысячу лет назад. Кому здесь нужна генная инженерия? Кто здесь знает, что такое дальний космос? Кому он вообще здесь нужен, дальний космос, дикарям с арбалетами? «Для чего я здесь? Что мне делать? Гром, что мне делать?»

Гром не ответил.

«Ты меня бросил, — думал Джафар. — Конечно, ты же остался там, на Земле. Вот и наступила крайняя ситуация. Что делать в крайней ситуации, я знаю. Я должен выяснить, кто я такой. Открыть подсознание, слить разум и инстинкты, разобраться в себе. Тогда будет ясно, что делать. Нужно быть полным идиотом, или стоять на краю пропасти, чтобы согласиться заглянуть в собственное подсознание. Я подхожу по обоим критериям. Это будет стоить мне потери всех иллюзий и десяти лет жизни. Потому что подсознание досталось нам от животных. Потому что его задача — обеспечить выживание организма методами животных — зубами и когтями, отталкивая слабых, убивая чужих детёнышей, чтоб урвать кусок для своих. Но именно там, в подсознании, располагаются корни того, что называется интеллектом, только так можно превратить его в инструмент чудовищной силы. Там же располагается ключ к сундуку с сокровищами — к памяти. Вспомнить слово, произнесённое десять лет назад случайным прохожим, страницу книги соседа, на которую на долю секунды упал твой взгляд, и вместе с тем вспомнить все поступки, которые старательно пытался забыть в течении всей жизни. Не просто вспомнить — а в той звериной интерпретации, которую придаст им подсознание. Стать на час Гением — и зверем. Хищным зверем, единственная добыча которого — ты сам. И до самой смерти носить следы его когтей в душе».