Читать книгу "Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения - Наталья Павлищева"

А что же Чезаре? Он пока еще боролся с болезнью. И победил.

Это было весьма неприятным известием для его врагов, но время для Чезаре оказалось упущено. Позже он сознавался Макиавелли, что прекрасно понимал, что отец не вечен, и имел подробный план действий на такой случай. В этом плане было учтено все, кроме одного: собственной болезни одновременно со смертью понтифика. Именно она сыграла трагическую роль в судьбе герцога Валентино.

Тело Папы еще не успели предать земле, а Венеция и Флоренция уже предоставили деньги и солдат Гвидобальдо де Монтефельтро для возвращения Урбино. За несколько дней герцогство Романьо, так старательно и жестоко собираемое Чезаре, оказалось наполовину растащенным.

Но даже в таком состоянии, больной, едва живой, всеми преданный и покинутый, без поддержки и теперь без своего государства, он сдаваться не собирался. Казалось, у герцога осталась только воля, ни сил, ни здоровья уже не было. И все равно его несгибаемая воля заставляла действовать даже в таком состоянии! Снова началась игра с Францией, а еще борьба за выборы угодного ему Папы.

Чезаре удалось, новым понтификом был избран восьмидесятилетний больной раком сиенский кардинал Франческо Пикколомини, принявший имя Пия III. Все прекрасно понимали, что долго он править не сможет, но за это время можно подготовить реальные выборы. Конечно, главным претендентом был Джулиано дела Ровере, столько лет ожидавший этой возможности и так сильно ненавидевший Александра за свой предыдущий проигрыш! Папа Пий III действительно пробыл таковым меньше месяца, но за этот месяц многое решилось.

А в Меделане Лукреция, позволившая переодеть себя в траурное черное платье и спрятавшая роскошные волосы под черную же сетку безо всяких украшений, уже который день лежала на кровати, уставившись в потолок. Она молчала, отказывалась от пищи и не желала никого видеть. Даже известие о том, что герцог Валентино, кажется, выкарабкался из болезни, приняла почти бездумно.

Она осталась в изоляции; конечно, никто из семейства д’Эсте, даже Ипполито, получивший из рук Александра немало, не собирался вместе с ней оплакивать умершего, напротив, все радовались. Свекор не приехал выразить свои соболезнования, правда, прислал Альфонсо, но и тот лишь потоптался, посопел, не выказав никакой поддержки.

Но главным было не это, ей наплевать на д’Эсте, самое страшное – умер ее отец! Лучший отец в мире! Тот, на чью помощь и поддержку она всегда могла рассчитывать, кто был опорой для всех Борджиа. А теперь его нет, и Лукреция по-настоящему почувствовала себя сиротой. В мире стало пусто, совсем пусто, семьи Борджиа больше не существовало. Чезаре тоже Борджиа, однако брат совсем другой, он силен, но жесток, к нему не прислонишься плечом, не поплачешь, целуя теплые, ласковые руки, не замрешь от поцелуя в голову… Больше не было отца, а значит, не было ничего, что могло держать ее в этой жизни.

В Ферраре ненавидят, родить наследника не смогла, мужу не нужна, свекор только и ждет, чтобы она куда-нибудь девалась… Даже маленькому Родриго Борджиа, сыну ее и Альфонсо Арагонского, мать тоже уже не нужна, он привык к кардиналу Козенца. Лукреция пыталась понять, что она получила, став герцогиней Феррарской, а что потеряла. Не получила ничего, каждой крохи внимания приходилось с трудом добиваться, привычной атмосферы любви и обожания здесь не было, мужа, на поддержку и защиту которого можно было бы рассчитывать, тоже не было, ничего не было, кроме разве удивительной любви Пьетро Бембо и дружбы Эрколе Строцци.

Пьетро (легок на помине) явился выразить соболезнование в числе немногих. Он бестолково потоптался, не зная что сказать, но в конце все же дал толковый совет: взять себя в руки и как бы ни было тяжело продемонстрировать самообладание. А еще не обращать внимания на тех, кто станет говорить, что она больше боится за свое собственное пошатнувшееся положение.

Бембо знал, что говорил. Эрколе д’Эсте сообщил французскому королю, что сама смерть Папы не вызвала у него огорчения, что с герцогом Валентино он дружить не собирается, а вот договору с самим королем верен. Север Италии продолжал предавать ее юг – Неаполитанское королевство – в надежде, что их самих не тронут.

Но этим взаимное выражение приязни между герцогом Феррары и Людовиком XII не закончилось, король недвусмысленно напомнил, что д’Эсте всегда были недовольны браком Альфонсо и Лукреции, а сама донна Лукреция дону Альфонсо неверна. Откуда у короля такие сведения, никто не знал, но намек был понят, теперь, когда Александра не было в живых, никто не мог помешать признать развод Лукреции с Джованни Сфорца недействительным, а вслед за ним таковым и брак с обоими Альфонсо – Арагонским и д’Эсте.

Это была совершенно реальная угроза, в пику Борджиа кардиналы могли принять такое решение, тогда получалось, что она до сих пор супруга Джованни Сфорца. Осознав это, Лукреция вдруг расхохоталась! Смех был очень горьким, но положение это не изменило. Смеялась Лукреция не только над двусмысленностью своего нынешнего положения, но и при мысли о том, что в таком случае Эрколе д’Эсте придется вернуть все ее огромное приданое, причем отдать его ничтожному графу Пезаро. На такие траты старого герцога не могло подвигнуть даже желание выдворить вон ненавистную сноху!

– Я знаю, что его удержит от развода со мной – жадность. Хотя сейчас я бы предпочла, чтобы это случилось: получив обратно свои деньги, просто наняла французскую армию и уничтожила эту Феррару!

В ту минуту Лукреция была вполне искренна. Она ненавидела проклятое герцогство и свое неудачное замужество более чем когда-либо, однако герцог, то ли осознав проблемы с приданым, то ли еще почему-то, развода старшего сына с нелюбимой снохой добиваться не стал. Лукреции не оставалось ничего, кроме как последовать совету Бембо и взять себя в руки.

Как истинная Борджиа она утерла слезы и стала искать, как помочь хотя бы Чезаре. Герцог Валентино тоже показал, что его просто так не сломить; едва живой, страшно исхудавший, передвигавшийся на носилках, он сумел выжать из своего незавидного положения все возможное и невозможное. Во-первых, далеко не все города Романьо рвались вернуться к прежним владельцам, многие решили, что под твердой, но толковой рукой Валентино жить лучше. Во-вторых, тот же д’Эсте серьезно боялся амбиций Венеции, от которой неизвестно чего ждать, если падет Романьо. Франция быстро дала понять, что поддерживала Папское государство, но не герцога Валентино лично, однако столь же быстро король Людовик, обнаружив непотопляемость Чезаре, предпочел обозначить свою с ним дружбу.

Чезаре бы насторожиться, а он доверился. Эта доверчивость потом стоила герцогу жизни. Но тогда он снова чувствовал себя на коне и даже сумел договориться с Джулиано дела Ровере о том, что поможет ему… стать следующим понтификом! Ненавидевший и Александра, и его сына, дела Ровере сумел ради выгоды переступить через эту ненависть и найти общий язык с герцогом Валентино, чего не ожидал никто. Конечно, переговоры шли тайно. Договор этот оказался зафиксирован и стал известен через много лет с помощью все того же Бурхарда. За помощь в занятии папского престола Джулиано дела Ровере обещал герцогу Валентино утвердить его власть в Романьо и сохранить за ним пост главнокомандующего войсками Церкви!