Читать книгу "Еврейская сюита - София Браун"

ходил, но не так, как я. Я же выросла на этом в Ленинграде. Ходила на концерты, в кукольный театр…

– И во Вроцлаве тоже ходили?

– Во Вроцлаве ничего не было. Девочка из хорошего еврейского дома ходила играть на пианино. Потом мне посчастливилось, у меня была очень хорошая подруга, она была пианисткой, даже участвовала в конкурсе Шопена. И я тоже полюбила музыку, но не сразу, постепенно. Мой папа очень любил музыку.

– Было общее что-то между Эрнестом и вашим папой?

– Да. Они очень уважали друг друга. А еще была тема, в обсуждении которой я не могла принимать участие, это была тема войны. Общая тема для Эрнеста и всех людей этого поколения. Понимаете? Это была единственная тема. Они не могли ни о чем другом говорить. Но это был обмен испытаниями, обмен… ну, знаете, как люди вспоминают этот ужасный период. Больше ничего, ничего не было.

Все знакомые Эрнеста тут, в Израиле, говорили между собой по-немецки, причем это был такой интеллигентный немецкий… Им было хорошо вместе. К сожалению, это поколение вообще не передало этого своим детям, никому. Они могли делиться воспоминаниями между собой… но не передавали этого никому. Ни языка, ни воспоминаний, не переживаний, ничего. Как будто закрытый раздел в книге. Их дети не знают немецкого, хотя они все умели, знали на память я не скажу сколько книг. Интеллигенция.

– А как вы думаете, почему?

– Это тяжелый вопрос. Смотрите, Эрнест только мне рассказывал про свои переживания во время войны, эти истории я знаю на память. Он их сто раз пересказывал. Потому что для меня это было интересно, лично для меня. А его дети ничего не знают. Или совсем немножко.

Растет такое поколение, им неинтересно. Что я могу сделать? А для меня это очень важно было. Я слышала всегда… Надо иметь интерес к теме и к человеку, к рассказам. Он прекрасно рассказывал.

– Я так понимаю, это происходило не только с Эрнестом и его детьми, с другими тоже?

– Да-да. Это только теперь в Израиле начали, уже третье поколение, когда внуки приходят к дедушке, говорят: «Ну, расскажи нам про это…» Это странно.

Я, конечно, могу понять, есть много причин, почему люди не хотят вспоминать самое плохое, самый жуткий период их жизни. Кому хочется такое вспоминать? Но, с другой стороны, это важно, чтобы не забывать, чтобы это не повторялось.

Эрнест постоянно об этом думал. Он думал, собирал афоризмы, писал план для Израиля, его главного мемориала катастрофы и героизма – Музей YAD VA SHEM (https://www.yadvashem.org/). Вот письмо нашла:

«…У меня есть план для Израиля. Можно написать миллионы слов в поддержку этого плана. И все же я знаю, читая мой план, вы сможете без тени сомнений, мгновенно и с удивительной ясностью воспринять все нюансы и все возможные грани того, что может вырасти из этой идеи, даже если не все они упомянуты в этом письме»

– О чем это письмо, София? Кому оно адресовано?

– Это письмо, которое Эрнест назвал «Во имя памяти». Он написал его в 1982 году. Оно адресовано Премьер-Министру Израиля, с копией господину Гедеону Хауснеру, президенту попечительского совета мемориала Яд Ва Шем.

К письму был приложен план. Эрнест думал о том, чтобы на мемориале музея появились бы 6 миллионов камней с именами мертвых. Для этого он и придумал план. И мечтал о том, чтобы Кнессет (ссылка) принял соответствующий закон по канонизации «Холмов Памяти», на которых были бы высечены имена погибших. Шесть миллионов имен. «Имя жертвы имеет право на возвращение!» – писал Эрнест.

В письме премьер-министру он привел цитаты, чтобы подтвердить свою идею: образовать живых, чтобы они помнили. Чтобы это все не повторилось!

«Над отмеченными могилами каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка, чей последний агонизирующий крик слышен сквозь все эпохи…»

«Величайший монумент Человеческому Духу, который однажды и навсегда отринет эту злодейскую легенду… чтобы этого не повторилось…»

«Важно вспоминать моменты страдания перед тем, как исследовать значение моментов чуда». Абрахам Джошуа Гешель.

«О бог, не храни тишину, не молчи, не замирай, О Бог! Псалом 83.

Это было такое письмо. Крик души. Эрнест хотел, чтобы весь Израиль помнил. Чтобы весь мир помнил. И он тогда написал это письмо.

…Вы видите, господин премьер-министр, что так же, как и в области химии и медицины, самое очевидное всегда ускользает от нашего внимания, и это очень неприятно, поскольку связано с принятием сложных решений. Но решения самых сложных проблем существуют, и мы увидим их, если посмотрим им прямо в глаза – смело и не обременяясь предвзятыми идеями. В простоте – поэзия!

У меня есть план для Израиля. Можно написать миллионы слов в поддержку этого плана. И все же я знаю, читая мой план, вы сможете без тени сомнений, мгновенно и с удивительной ясностью воспринять все нюансы и все возможные грани того, что может вырасти из этой идеи, даже если не все они упомянуты в этом письме.

Холокост унес шесть миллионов. Шесть миллионов погибших. Родственники и друзья, множащие это число, все еще живы и рассеяны по всему земному шару. Закон о репатриации также распространяется на мертвых. Жертва тоже имеет право на возвращение. Имя жертвы свято. Имя жертвы тоже имеет право на возвращение!

Иерусалим окружают ХОЛМЫ ПАМЯТИ, они поднимаются вокруг города на некотором расстоянии (Харех ха-Зикарон). И эти холмы, эти обширные поля посвящены и отданы в дань памяти каждой жертве Холокоста.

Маленькие камни. Шесть миллионов маленьких камней, одинаковых по размерам, поднимаются к голубым небесам Израиля, выше могил, где захоронен каждый муж-чина, каждая женщина и каждый ребенок, чей последний агонизирующий крик слышен через все эпохи… витая над этим священным местом на земле, где в камне навечно заключена память о нем…

На каждом камне выбито имя и дата смерти. Покажите мне ребенка, брата, сестру, преданного друга, которого не влекло бы как по волшебству год за годом – к этому камню холме под Иерусалимом – произнести Кадиш … почтить память…

Но воплощение всех прекрасных планов не заканчивается ничем – в отсутствие плана!

Канонизация этих величественных Холмов Памяти должна быть утверждена в за-коне, принятом Кнессетом. Призыв к участию достигнет каждого отдаленного уголка земного шара, поддержанный всеми коммерческими медиа и всеми средства-ми в распоряжении израильского правительства, чтобы каждый выживший поспешил принести либо средства для камня, либо сам камень, посвященный конкретному мужчине, женщине, ребенку.

И тогда весь мир замрет: Так Израиль помнит! Так Израиль почитает память своих