Читать книгу "Записки нечаянного богача 2 - Олег Дмитриев"

но и восстановила симки. Нет, определенно, в мире богатых есть свои плюсы, и то, что их становилось все больше, искренне воодушевляло.

Подтянув резервную копию с гугл-диска, я получил в руки свою родную трубку, оставалось только установить «мою» фоновую картинку и мелодии звонков: старину-Стинга на общий и отдельные: «Это здорово» для Нади, «Мюнгхаузена» на Барона, «Вечно молодой, вечно пьяный» на Кола, динамичный проигрыш из «Red Hot Chili Peppers» на Дока — он как-то раз в доску заколебал нас этой песней, поставив ее за один вечер раз триста, и с тех пор она прочно ассоциировалась именно с ним. И «Переведи меня через майдан», она же — «Песня старого лирника» в исполнении Татьяны и Сергея Никитиных — на маму. Это была одна из любимых песен ее и отца. Раньше с этим звуком гитарных струн мне звонили два контакта. Теперь только один.

Но Наде я набрал раньше:

— Привет, милая! Прости, что долго не отвечал. У вас все в порядке?

— Да, доброе утро. Все хорошо, дети спят. Ты как? — вот чёрт, времени-то половина десятого всего!

— Нормально все, Надь. Вчера суета какая-то была весь вечер, а потом отравился чем-то, всю ночь то туда, то сюда, — спокойно сообщил я под удивленным взглядом Лорда и пристальным — Головина, который опустил солнцезащитный козырек, сдвинул в сторону шторочку, закрывавшую зеркало, и наблюдал за мной в него.

— Ночью что-то душа не на месте была, Дим. Чуть сердце не остановилось. Ты точно не влип никуда? — не проснувшаяся до конца жена была честная, как топор.

«А у меня — остановилось», подумал я, но ответил ровным голосом:

— Не о чем переживать, милая, все в порядке. Сейчас заскочим за Бароном в Шереметьево, а потом поедем к Дымову на дачу, помнишь, я говорил? Вы хотите с нами? Тут рядом, кстати, Артем и Серега, приветы тебе передают.

Лорд утвердительно кивнул, мол, да, передаю, а Головин крикнул: «Надь, привет!», продемонстрировав огромную классовую пропасть между ними.

— И им привет. Мы с Аней в океанариум собирались, Слава нас отвезет. Ты если не поздно освободишься — может, встретимся в центре, погуляем? Или в Парке Горького, например? — Надя говорила со сна медленно, тихо и так по-домашнему, что мне остро захотелось послать к чёртовой матери все на свете поездки, переговоры, тайны и мистику, вернуться домой и закрыть двери. Сперва входную, а потом в спальню, и не выходить оттуда дня два-три. Но пока не судьба.

— Я очень постараюсь, солнышко. Слушайтесь Славу, ведите себя хорошо. Да, мне ребята Раджу пригонят, ты не пугайся, если его на месте не увидишь. Извини, что разбудил, досыпай! Целую!

Успел только попросить Лёху, чтоб договорился о моей машине, как телефон защелкал зажигалкой снова. На экране высветился круг, поделенный на две равных части, черную и белую. Букв или цифр не было ни одной. Как это вообще могло быть?

— Дима, доброе утро! Как самочувствие?

— Здравствуйте, Михаил Иванович, спасибо, все благополучно, — ответил я, понимая, что избежать этого разговора все равно не получится. Лорд вскинулся, Головин предсказуемо сощурился в зеркале.

— Доктора в крайнем изумлении от твоего случая до сих пор. Очень просят вернуться на исследования. Я сказал, что у тебя другие планы, ты не против? — Второв явно улыбался. Я вспомнил пробег привидений по больничным коридорам и тоже хмыкнул.

— Совершенно не против. И планы на самом деле другие. Сейчас друга встречу в аэропорту, и поедем в Дымову, Владимиру Ивановичу. Он обещал присоветовать насчет добычи полезных ископаемых, — если я не ошибаюсь, ничего нового я ему все равно не расскажу.

— Дело правильное, полезное. Федор мне пообещал, что промашек с охраной больше не будет. Но постарайся, пожалуйста, сам тоже как-то… поаккуратнее выбирать места и компании, — Михаил Иванович явно старался быть сдержанным и деликатным, не давить. Но мне все равно казалось, что давит. И он, и крузак вокруг, и даже расстегнутый воротник рубашки.

— Сам об этом же думал, Михаил Иванович. И очень постараюсь, слово даю, — да, по части стараться не влипать я — большой мастер. Жаль, что влипать — еще больший.

— Славно. Очень удачно, что мысли у нас сошлись. Удачи, Дима, держи в курсе, если что. Мне сказали, что ты если на этот кружочек у себя в контактах нажмешь — то мне сможешь позвонить. Номер, извини, не даю — привычки такой нет у меня.

— Понимаю. Большое спасибо за помощь, — вежливо ответил я.

— Пустяки. Счастливо, Дима, — и он положил трубку.

А я смотрел, как разделенный круг гаснет и на его месте возникает фоновая картинка — вся семья на крыльце нашего дома в тени каштана. Барон снял перед тем, как уехать, как мы их провожали тогда. До тех пор всегда устанавливал сплошной черный фон на обои и на заставку. Теперь без этого теплого летнего фото экран своего телефона не представлял.

— Чего хотел? — без намека на энтузиазм и позитив спросил Головин.

— Ничего. Приветы передавал. Просил попробовать не влипать никуда, — задумчиво ответил я. Пристальное внимание Второва настораживало, и с каждым разом все сильнее. Мысль про парадный металлоискатель не покидала.

— Мудрый дед, ты бы его послушал, — согласился Тёма.

— Полностью поддерживаю, — излишне энергично закивал Серёга. Я только глубоко вздохнул в ответ.

Пока ждали выхода Андрюхи, Тёма коротко рассказал о деталях вчерашнего вечера. Показал фото и немного видео. Наш план сработал. Глушилка вырубила все камеры и микрофоны в усадьбе. А потом включились камеры у меня в пряжке, про которую Лёха ничего не рассказывал, и у Лорда в значке на смокинге, которую ему всучил все тот же Лёха. Поэтому записи нарядного Толика и того момента, как он всадил в меня железку, были и у «Приключенцев», и, надо полагать, у второвских безопасников. Фото самой железки, кстати, смутило особенно. В кадре на полу памятного зала, рядом с клетчатой линейкой, как и полагается на снимках улик, лежала рукоять стилета и несколько сантиметров лезвия. Заканчивалось острие округлой оплавленностью, словно его вынули из кузнечного горна или плавильной печи. На груди же, на ладонь ниже левой ключицы, был круглый шрамик, как от ожога, размером с рублевую монетку — я заметил, пока переодевался.

Внутренний скептик прикинулся внутренним параноиком и сразу выдал завиральную теорию о том, как серый кардинал решил