Читать книгу "Александрия. Тайны затерянного города - Эдмунд Ричардсон"

class="a">[1062]. Макнахтен, всегда спешивший прикрыть собственную спину, проявлял готовность всем вокруг рассказывать, что он «постоянно слышал, что главным недостатком натуры покойного офицера [Лавдея] была чрезмерная предвзятость к местным жителям. Если утверждения полковника Стейси обоснованы, то есть причины опасаться, что рассудок этого злосчастного офицера находился в помрачении еще задолго до его гибели»[1063]. «Все это, – писал Джефсон одному из своих друзей, – рассказывалось в ожидании того, что Массон поведает о делах в Калате, в частности о гибели тех двоих, кого Лавдей затравил собаками»[1064].

Массон просил разрешения вернуться в Калат для поиска своих бумаг. Там он находился бы в окружении британской армии, в сердце пустыни, без шанса на побег. Но Бин категорически ему отказал. Стейси не мог этого понять. «Они что, боятся, – писал он Массону, – как бы вы не подкупили охрану, не сколотили армию из арабов и не захватили княжество Калат? Как странно!»[1065] Он сам понемногу собирал бумаги Массона, но значительная часть трудов его друга оказалась безвозвратно утрачена. Стейси сообщил ему об этом как можно аккуратнее. «Боюсь, ваши книги пропали – во всяком случае, на какое-то время, – писал он. – Я пообещал награду и дружескую помощь тому, кто вернет их вам или мне»[1066].

Надежды Массона неумолимо таяли, от них уже мало что осталось.

Был уже разгар зимы, близилось Рождество. В отчаянии Массон гадал, сколько еще перемен сезонов он застанет в неволе. Он не знал, в чем его, собственно, обвиняют: в шпионаже на Россию, в путешествиях без надлежащих документов или в чем-то совершенно другом? Охрана, не отходившая от дверей камеры, относила все его письма прямиком Бину. Всего одна новость радовала: его дело перешло на рассмотрение к Эндрю Россу Беллу, начальнику Бина. Белл писал Массону вкрадчивым официальным тоном с вопросом: «Не передавали ли вы в распоряжение врагов британской власти сведения, которые могут быть полезны им в ходе наступательных действий или побудить их к суровому обращению с лейтенантом Лавдеем, их пленником?» «Должен напомнить вам, – грозило то же письмо далее, – как важен вопрос, заданный выше, для вынесения решения о вас как о преданном подданном британского правительства»[1067]. Стейси, вернувшийся в Кветту, ежедневно навещал Массона и помогал ему в подготовке защиты. Одновременно он заботился, чтобы Массон не мерз в камере. «Передаю вам сукно, – писал он ему. – Простите, но это лучшее, что есть, оно поможет хотя бы от холода»[1068].

Стейси был полон решимости вернуть другу доброе имя. «Будьте так любезны передать мне записку, которую вы написали на обложке одной из книг, ту, что я прочел у вас в тюрьме, – просил он Массона. – Она слишком убедительна, чтобы ею пренебречь»[1069]. «Мне стыдно за ту непочтительность, от которой страдает без всякой вины мистер Массон, – писал Стейси Бину. – Это самое ужасное обращение!»[1070] «Я делаю все, что, знаю, сделали бы вы для меня, – писал он самому Массону. – Я прошу их не об услуге, а о справедливости»[1071]. В глубине души Стейси не сомневался, что «и Бин, и Хаммерсли уверены в ошибке, из-за которой мистер Массон не только томится в заключении, но и терпит невероятные лишения», и ищут способы снять с себя ответственность[1072].

Рождество Массон провел в одиночестве, под наблюдением охраны[1073]. «Мне так жаль, что вы не можете сменить застенок на место у моего костра», – писал ему из Калата Стейси. Доброжелатели Массона в Калате, даже из числа тех, кто стерег его в Кровавой камере, не могли поверить, что он опять в неволе. Один из них просил Стейси «освободить [Массона]; я сказал тому бедняге, что это не в моей власти, но что удерживать вас бесконечно они не смогут. Я уже предвижу публикацию ваших книг»[1074]. В Калате свирепствовал голод, и Бин запрещал Стейси покупать еду[1075]. «Мне нечего вам отправить, – писал он, – к тому же такие траты при нынешних обстоятельствах не дозволяются, да я и не знаю там никого из тех, кто принимает решения»[1076]. Этого было достаточно, чтобы Стейси отчаялся. «Я этих людей совсем не знаю, – писал он Массону. – Вот бы здесь оказались вы!»[1077]

Бину пришлось, наконец, письменно изложить свои доказательства. Все новогодние дни он корпел над бумагой. Несколько месяцев назад он полностью утратил контроль над своей территорией, и положение продолжало ухудшаться[1078]. «Этот болван Бин, – шептались в Калькутте, – уже причинил Массону все гадости, какие только мог, и теперь растерян из-за нового поворота дела»[1079].

За неимением другой отдушины Массон пристрастился к сочинению длинных писем в газеты – грустных и издевательских, делавших из Ост-Индской компании «посмешище»[1080]. «Я полон решимости, – предупреждал он Bombay Times, – насколько хватит сил, клеймить недобросовестность и подлость тех, кто подбил дурных или глупых людей подвергать сомнению мою честь и честность»[1081]. Стейси пытался снизить градус его негодования – безрезультатно. «Думаю, стоит пускать в ход факты и избегать любых высказываний, сделанных в сердцах, – учил он Массона. – Конечно, трудно говорить о вашей неволе и о ее условиях без боли. И все же, облекая ее в слова, вы не способствуете успеху дела»[1082].

В конце концов, продержав Массона взаперти много месяцев и всласть помучив его вшами, Бин нехотя признал, «что не выяснено больше ничего, что устанавливало бы нелояльность мистера Массона как британского подданного»[1083]. Иначе говоря, дело Массона рассыпалось. «Пусть каждый, кто прочтет письмо капитана Бина, – писала Bombay Times, – попробует назвать более нелепый документ! Если же кто-то назовет, нам придется заключить, что его познания по части глупостей дипломатии оставляют желать лучшего»[1084].

Массон оставался для Ост-Индской компании болезненной занозой с момента своего появления в Кветте. По мере того как Массоном начинали больше интересоваться газеты, он все сильнее превращался в реальную угрозу[1085]. Какой-то секретарь в Калькутте с подозрением шепнул Джефсону: «Ты [Массон] не в состоянии никому служить»[1086]. Даже когда Массон сидел в тюрьме, его разведывательная сеть не давала сбоев. В прессе стали появляться факты, которые бросали тень на Бина. «Один зерновой подрядчик из Кветты, – докладывал Массон, – обанкротившийся и пригретый Бином, прославился тем, что ему списали все прежние долги и ссудили еще 300 000 рупий»[1087]. Вскоре половина Индии сплетничала о некомпетентности Бина. Одна мысль о том, что Массон, странствующий по Афганистану и задающий неудобные вопросы, примется строчить опасные письма, могла вызвать ужас. Даже в случае полного оправдания, гласил документ лондонского совета директоров компании, «было бы полезно, в том