Читать книгу "На боевых рубежах - Роман Григорьевич Уманский"

фашисты начали с боями пробиваться на запад. Мы, конечно, не знали, что кольцо окружения окажется недостаточно прочным. А ваш предшественник, военинженер первого ранга Топальский, получил в это время боевое задание, которое он должен был выполнить в Залещиках на Днестре, в районе переправы. И, поехав туда, в пути нарвался на этих «ползучих» гитлеровцев. Подробности его гибели никому не известны, они так и остались загадкой. Знаю только, что живым он им не сдался. Когда нашли через несколько дней его труп, он был прострелен в нескольких местах немецкими пулями и обезображен.

Пока мы с дежурным разбирали по карте оперативную обстановку фронта, подошла машина.

— Вот «студебеккер». Садитесь, подполковник, в кабину, а остальные офицеры, — дежурный показал на группу лейтенантов, стоящих поодаль, как видно только прибывших из училища, — поедут в кузове. Ну, что же — счастливого пути!

Вскоре мы выехали на Житомирское шоссе. В дымке тумана постепенно исчезают Киев, Святошино. Машина, идет по блестящей ленте асфальта в сторону Шепетовки.

До Баранья еще далеко, а светлого времени осталось совсем мало.

— Не заночевать ли нам в пути? — спрашиваю я шофера, памятуя советы дежурного об осторожности.

— Ерунда, — твердо отвечает он, мотнув своей большой головой, — газку добавим и приедем вовремя. Ну, а если прихватим немного луны, тоже ничего. В кузове у нас такие орлы, песни поют, они от любой атаки бандеровцев отбрешутся.

— Тогда едем.

От Шепетовки до Баранья мы проскакиваем минут за двадцать, и, конечно, уже при луне.

Совсем недавно здесь прошел освежающий весенний дождь; с крыш и деревьев капает, и изредка слышен своеобразный стук капели, а под ногами грязь, неглубокая, но жирная грязь, отяжеляющая путь. То тут, то там меня окликают и останавливают часовые с автоматами, выясняя, кто я и к кому иду.

Передо мной вырастает беленький украинский домик с закрытыми синими ставнями, дощатый забор, за которым стоят два длиннющих серебристых тополя, отбрасывающих огромную тень через всю улицу и даже на соседний сарай с высокой соломенной крышей.

— Здесь работает начальник штаба полковник Слюнин, — загремел своим низким голосом сопровождавший меня по деревне старший сержант, — видать, он еще не спит.

Вхожу и представляюсь, как положено по уставу.

— Ах, вот вы какой? — восклицает полковник, пристально рассматривая меня. — Ну что же, будем знакомы, Слюнин. А мы вас уже ждем. Пожаров прислал телеграмму. Хорошо ли доехали?

Полковник приоткрыл дверь в соседнюю комнату, распорядился, чтобы согрели чай, и, вернувшись за свой стол, твердо сказал:

— Садитесь. Рассказывайте.

Внешность полковника произвела на меня очень хорошее впечатление; его горделивая осанка, решительные движения и профессиональная офицерская подтянутость как-то располагают к простой, задушевной беседе, хотя мы с ним увиделись впервые. Но с чего начать беседу, я не знаю и немного тушуюсь.

— Отчего же вы молчите? — спрашивает полковник, расстегивая воротник своего кителя.

— Простите, не знаю, что вас интересует.

— Мне интересно все.

— А именно?

— Расскажите, что слышно в Москве, — прямодушно говорит он, — как добрались сюда, к нам, какое настроение у вас сейчас.

Мало-помалу я начинаю говорить. Временами сбиваюсь, теряю нить рассказа, и это потому, что начальник штаба все время внимательно слушает, потом знакомит с оперативной обстановкой на фронте, с ближайшими задачами штаба и технического отдела.

— Помните, — говорит наконец, прощаясь, Слюнин, — наш первый Украинский фронт больше разика в два — три того, где вы были. Одних только танковых армий, — с гордостью заявляет полковник, — у нас три. А это, понимаете, что значит? Сколько надо проложить для них колонных путей, чтобы: обеспечить продвижение, сколько надо преодолеть препятствий, форсировать рек, которых на нашем пути будет не мало... В общем, придется как следует поворачиваться всему штабу и, конечно, вам в том числе.

Последние слова полковник произнес с добродушной иронией, видимо, глядя на мои осоловелые глаза и безнадежную сонливость.

— Идите, — едва услышал я. — Вы устали с дороги. Отоспитесь. А завтра, милости прошу, опять сюда. Разрешаю приходить в любое время суток.

* * *

В результате кровопролитных уличных боев был взят Тернополь. После этого войска 1-го Украинского фронта в начале апреля 1944 года перешли к жесткой обороне на линии: Торчин — Червоноармейск — восточнее Броды — Тернополь — Коломыя. Начав успешное наступление еще чуть ли не с конца зимы и продвинувшись с боями на несколько сот километров по бездорожью в весеннюю распутицу, войска, конечно, нуждались хоть в небольшой передышке. Надо было подтянуть вперед резервы и кое-где отставшие тылы, а самое основное — произвести необходимую перегруппировку сил и средств с учетом создавшейся новой обстановки.

В то время когда я приехал, оборонительные работы велись вовсю. Командующий ежедневно требовал максимального увеличения сети траншей. Специальной директивой была установлена очередность фортификационных работ и составлен минимальный перечень полевых сооружений. Все эти требования исходили из установившегося, опыта войны и в данном случае являлись до некоторой степени уже теоретическим обоснованием его.

Подумав об этом, я вспомнил Аралова; вот кому бы очень пригодились эти материалы, именно там, на курсах по подготовке молодых офицерских кадров. А то он теперь со своими коллегами, недавно вернувшимися из Фрунзе, забивает им головы устаревшими фортификационными понятиями и схемами. Недаром же рассказывают, что у полковника Слюнина, не лишенного остроумия, когда к нему прибывают новые офицеры, можно услышать такой диалог:

— Где учились? Что закончили?

— Инженерное училище когда-то закончил, — нерешительно отвечает офицер.

— Тогда хорошо! Просто замечательно! — восторгается Николай Федорович.

— А потом кончил еще академию, — подбодренный похвалой полковника, уже более решительно докладывает офицер.

— Говорите, академию закончили? М-да... Ну, что, тоже неплохо.

— А сейчас вот закончил вторую академию и прямо к вам.

— Что? — полковник от удивления раскрывает вовсю свои темные с хитрецой глаза и уже с огорчением говорит: — Да, это... плохо. Не знаю, сумеете ли вы себя показать на практической боевой работе... Не слишком ли долго учились?

Уже несколько дней как я в Баранье. Начальника инженерных