Читать книгу "Постнеклассическое единство мира - Василий Юрьевич Кузнецов"

Витгенштейном, можно назвать крупнейшим философом ХХ века прежде всего по критерию совмещения, объединения, связывания в его концептуальной работе нескольких различных и влиятельных направлений современной философии – как минимум, таких как феноменология, герменевтика и еще по крайней мере экзистенциализм. Не в том смысле, что для Хайдеггера это какие-то отдельные линии, которые нуждаются в некоем специальном объединении, а в том смысле, что его концептуальная работа строится так, что вот именно эти направления оказываются отдельными сторонами и компонентами одного большого комплексного проекта. И с другой стороны, в рассмотрении феноменологии, герменевтики и экзистенциализма сегодня уже нельзя обойтись без Хайдеггера. А второй критерий – это как раз то влияние, которое Хайдеггер оказал на дальнейшее развитие философии и которое предположительно связано не только и исключительно с тем влиянием, которое можно проследить в указанных направлениях. И если говорить об этом влиянии, то здесь прежде всего мы должны обратить внимание на философию события.

Философия события должна пониматься в этом смысле не только как только онтология события и тем более не как одна из региональных онтологий, а как некоторая фундаментальная онтология. И ведь фундаментальная онтология даже раннего Хайдеггера (периода «Бытия и времени») это всё-таки не просто переосмысление, допустим, некоей традиционной классической онтологии сущего в других терминах, а прежде всего переосмысление, перемакетирование, перемоделирование самого проекта онтологии. «Обоснование онтологии путем введения онтологического различия – это проблема, которая могла быть поставлена только в результате радикального поворота в самой философии, который исторически был связан с критикой традиционной метафизики и схоластической онтологии (являющейся теологическим развитием аристотелизма)» [265, с. 132]. Онтология бытия в этом смысле предстает как фундаментальный онтологический поворот, преодолевающий гносео центризм философии Нового времени.

Теперь Хайдеггер предлагает понимать уже проект онтологии как онтологии прежде всего бытия, как такой онтологии, которая строится как учение о бытии – бытии того сущего, которое онтологически рассматривалось ранее. «Хайдеггер осуществляет ведущий для современной онтологии ход – основные положения классической онтологии представляются в виде некоторых интерпретаций, которые сами должны быть проинтерпретированы в принципиально недоступном прежней онтологии горизонте, который делает эти положения возможными и, в то же время, закрывает их исток, их онтологическую привилегию» [265, с. 35–36]. И, соответственно, переход к философии события продолжает эту линию, рассматривая философию события как способ переосмысления философии вообще.

Хотя в каноническом тексте «Бытия и времени» слово событие (Ereignis) не употребляется ни разу, тем не менее оно появляется в двух маргиналиях Хайдеггера (которые он вносил в свой собственный рабочий экземпляр и которые входят уже во все современные издания). Первая маргиналия относится к отмеченной курсивом фразе «Бытие есть transcendens просто» [553, с. 38] и гласит: «…transcendens конечно – вопреки всякому метафизическому призвуку – не схоластически и греко-платонически κοινόν, но трансценденция как экстатичное – временность – темпоральность; опять же ‘горизонт’! Бытием сущее ‘перекрыто’. А трансценденция от истины бытия идя: событие» [553, с. 438]. Вторая маргиналия относится к фразе «Набросок смысла бытия вообще может осуществиться в горизонте времени» [553, с. 235] и поясняет: «Пре-бывающее (приход и событие)» [553, с. 444].

Таким образом, можно заметить, что уже у раннего Хайдеггера проект построения фундаментальной онтологии, задаваемый введением онтологического различия, непосредственно связывается с вынесенным в заголовок временем, понимаемым как временение. В курсе лекций того же периода, опубликованном под заглавием «Основные проблемы феноменологии», Хайдеггер прямо утверждает: «Различие бытия и сущего временится во временении временности» [561, с. 424][300]. Тем самым, даже не вдаваясь в детали и подробности, можно заметить, что экстатирующая трансценденция присутствия проявляется и воплощается в приходящем пребывании задающих время серий различающихся событий, которые нуждаются в особом внимании и осмыслении. И в этом смысле получается, что онтология события как фундаментальная онтология становится тем способом, с помощью которого необходимо будет переосмыслить вообще всю философию.

И поэтому мы можем сказать, что для Хайдеггера (даже периода «Бытия и времени») Dasein предстает не просто как присутствующее присутствие, не просто как присутствие, которое присутствует при сущем, а как такое присутствие, в котором собственно проявляется бытие (бытие как присутствие в том числе). Именно поэтому Dasein как присутствующее присутствие начинает становиться условием возможности того события, которое может произойти (или не может не произойти) и благодаря которому мы можем и должны понимать всё остальное. «Забота является у Хайдеггера, как известно, одним из фундаментальных экзистенциалов. Между тем в аналитике равноисходных качеств Dasein не хватает того, что единственно делало бы осмысленным говорить об этой самой заботе, – описания условий ее проявления. Прекрасный бибихинский перевод Dasein как „присутствия“ хорошо подчеркивает эту лакуну хайдеггеровской аналитики: если речь идет всего лишь о при-сем-присутствии, в чем может состоять забота? Переходя от сущего к бытию, Хайдеггер забыл взять обратный билет: брошенная в мир экзистенция, обнаруживая собственное бытие и заодно возвещая бытие всему прочему миру, оказывается – в таком раскладе – относительно сущего совершенно беспомощной и как бы ненужной. Между тем по смыслу дела это совершенно не предполагается, поскольку Хайдеггер обосновывает свою аналитику как раз представлениями о человеке-деятеле; соответствующая глава „Бытия и времени“ местами просто-таки перекликается с ранним Щедровицким… Таким образом, если перед Dasein стоит задача возвращения к своей подлинности, то достойным завершением этой задачи является лишь осуществление, – теперь уже на основе этой подлинности, – заботы о сущем. Только сознательно и свободно приняв на себя эту изначально, в соответствии с библейским мифом, предложенную ему заботу, человек может действительно стать „пастырем Бытия“» [409]. Иными словами, осмысляя свое бытие как присутствие, человек получает возможность и переосмыслить, и видоизменить свою жизнь.

То есть получается, что событие – это не просто некая констатация какого-то уже существующего или сосуществующего сущего в смысле Sachverhalt[301] или в смысле некой констелляции каких-то, допустим, вещей или предметов, которые просто так, быть может, совпали в пространстве и времени, но то, что требует некоего участия или, возможно, соучастия этого самого Dasein, благодаря которому подобное положение вещей становится событием. Ведь для того, чтобы произвести или заметить событие, опознать в событии именно событие, требуется присутствие, – причем присутствие присутствующего, осознающего, замечающего, обнаруживающего собственное присутствие. Тем самым Хайдеггер противостоит более ранней версии онтологии события как со-бытия, представленной Витгенштейном в «Логико-философском трактате». Витгенштейн утверждал: «Мир – целокупность фактов, а не предметов… Происходящее, факт, – существование со-бытий. Co-бытие – связь объектов (предметов, вещей)… Если можно представить себе объект в контексте со-бытия, то вообразить его вне возможности этого контекста нельзя» [107, с. 5–6]. Иными словами, для Витгенштейна именно определенные констелляции предметов, положения вещей выступают в качестве основополагаемых событий, из которых при последовательном рассуждении только и можно выводить отдельные предметы: