Читать книгу "И оживут слова. Часть I - Наталья Способина"

— Зло рядом с тобой, князь. Зло, что на другое зло ответит. И оно сына заберет.

Рассмеялся тогда Любим, но на душе от слов тех осадок остался. Велел принять хванца как доброго гостя, но больше старался с ним не видеться. А еще Миролюба охраной окружил, точно как себя. Не понимал малец, отчего раньше можно было одному в рощу бежать, а теперь только во дворе да только с воинами за плечами. Но не мог Любим те слова из головы выкинуть.

Еще две седмицы пролетели как во сне. Старался Любим привычными заботами мысли о Свири перебить. Про Добронегу почти не вспоминал. Запрещал себе думать. Только душными ночами она во сне приходила. Да добром там все было, не было испуга в синих глазах. А еще знал князь, что не окончен их разговор, и Всеслав теперь изо дня в день будет ждать, когда же Любим возьмет свое… по праву. И нет-нет да екало в груди. А ну как и вправду взять? Раз в жизни наплевать на все! И чуяло сердце, что согласится Добронега. Хоть не добром, но согласится. Потому что сердце женское — оно другое. Добронега не станет думать о том, что Свирь поднимется, да воеводины воины на княжьих пойдут. Ей-то что до того будет, коли ее мужчина дымом в небеса уйдет.

Потому-то и вздрагивало сердце князя. Чуял он скорую развязку. Только не оттуда она пришла.

Когда явился гонец от свирского воеводы с вопросом, ехать ли Всеславу к князю или нет и брать ли с собой сына, Любим даже застыл. Позабыл совсем, что не только подарками задаривал сына воеводиного, а еще обещал ему дочку свою молодшую. Подумав, ответил: «Пусть едет», потому что при всем люде то обещание давал. Отказать уже не мог да и не хотел. Неизвестно, как теперь все сложится. А Свирь — она и есть Свирь. Ее терять нельзя. Она ‒ единственный щит на пути кваров.

Любим приказал готовить Златку к знакомству, хоть и не видел в том смысла. Один постреленок только на коне боевом ездить начал, да пока через раз с него падает, а вторая еще и косы плести не умеет. Но слово есть слово. Только не довелось ему побывать на празднестве в честь знакомства, без него оно прошло, если вообще было. Потому что в день приезда воеводы он наконец дозволил своим воинам свозить Миролюба на рыбалку, чтобы тот хоть на праздничном обеде не капризничал — совсем мальчонка извелся взаперти.

К вечеру пришлось вспомнить слова хванца, когда ни воины, ни Миролюб не вернулись. Следующие дни прошли у князя все в том же черном дурмане, а в редкие минуты сна приходил к нему малой и осуждающе качал вихрастой головой. И каждый раз была его грудь затянута обрывком плаща Любима, да все одно сочилась алая кровь, текла в сыру землю. И просыпался князь в холодном поту.

Его воины сбились с ног. Любим видел такое, только когда искали убийцу отца. Убийцу так и не нашли, как не могли найти и Миролюба. Минуты утекали, а княжич точно под землю провалился. На третий день Любим вспомнил о старом хванце. Бросился на его поиски, боясь, что не успеет. Он твердо верил, что старик и забрал его сына, иначе с чего он там молол про зло. Но хванец и не думал прятаться. Пришел сам и спокойно смотрел в глаза князя. Снова стал нести пустое, тогда Любим пригрозил, что каленым железом выбьет из него правду. Боги не боги те хванцы… Любиму уже было все равно. Старик не испугался. То ли вправду верил в то, что святые они и не посмеет князь его тронуть, то ли умом от княжеского гнева тронулся.

А Любим и сам будто с ума сошел, велел старика в цепи заковать. Воины замешкались, они-то тоже глупые басни про хванов сызмальства слушали. Да пока его люди в оцепенении стояли, воевода свирский вмешался. Молвил, будто по молодости довелось ему хванца живого видеть, да что неспроста де говорят, что они многое ведают. Князь и Всеслава бы в цепи заковал, да сейчас каждый воин на счету был, потому он отступил в сторону, позволив воеводе подойти к старику. Любим стоял и слушал, как старик рассказывал, что «сын князя во сырой земле, да жив пока». От тех слов Любиму даже грудь сдавило. Примерещилось, что зарыли его кровинушку живьем, что земля на грудь давит да ручкам пошевелиться не дает. Не мог он слушать бред старца. Еле держался, чтобы не схватить того за плечи да не вытрясти из него всю душу. Но не успел — случилось страшное. Помощница Смерти постучалась в ворота княжеского терема. В ее руках был небольшой сверток. Любим велел впустить ее.

Старуха шла неспешно, точно глумилась над княжеской бедой, точно невдомек ей было, что вестей о сыне Любим ждет как глоток воздуха. Во дворе наступила тишина. Замолчал старый хванец, стихли причитания няньки Миролюба, невесть как оказавшейся среди воинов. В этой немой тишине слова Помощницы Смерти казались дикими, их не хотелось слышать. Старуха сказала, что нашла сверток на пороге своего дома. В сверток она не заглядывала, но знает, что там. «Увидела», — коротко пояснила она. Рука Любима не дрогнула, принимая сверток. И голос не дрогнул, когда он спросил, что еще может рассказать женщина. В ответ услышал то, что и ожидал: «Мы не с людьми. Мы не можем объяснить то, что видим. Я не знаю, где твой сын, князь, знаю только, что он жив».

А в свертке оказалась детская кисть, и заледеневший Любим почему-то подумал, что левая — это ведь ничего: получится еще из Миролюба воин. И не из таких получались. А потом осознал, что все это правда, и был бы рад окунуться в спасительную черноту, когда не знал и не ведал, что творил, только разум был ясным. Словно Боги снова над ним смеялись.

Еще в свертке оказалась карта: истрепанный лист пергамента, на котором была обозначена пограничная часть княжеских земель. В том месте, где Стремна впадала в море, был нарисован неведомый Любиму знак, а над ним на правильном словенском написано: “Через два дня мы пройдем по Стремне. Мы не должны видеть ни одного твоего воина. На третий день ты получишь сына”.

Теперь Любим ясно осознал, что Боги насмехались. Сын или десятки сожженных и разграбленных деревень… Сын или сотни безымянных людей...

Краем глаза он увидел, как свирский воевода дернулся. Видно тоже прочел.

Любим обратился к Помощнице Смерти, раз за разом заставляя старуху рассказывать о том, что она видела, понимая при этом, что все это бесполезно, что он не может отдать земли своих отцов… и сына тоже не может отдать. Будь прокляты эти квары! И Свирь с ее воеводой!

Любим даже не заметил, что Всеслав исчез со двора. Той же ночью исчезли все его воины. Впрочем, тех воинов и было-то всего две дюжины. Любим уже готов был поутру отправляться за ними в погоню — мнилось ему, что свирский воевода так отомстил за обиду: отнял единственного сына. Но слуги сказали, что воеводин сын остался в княжеском тереме с одним из свирских воинов. И Любим передумал снаряжать погоню. Для него начался еще один долгий день поисков.

Вечером вернулся свирский отряд, сократившийся на треть, и на руках вошедшего во двор воеводы забылся в беспамятстве Миролюб. Князь едва помнил, как прижимал к себе сына, как звал лекаря да не хотел отдавать ребенка даже рыдающей Милонеге. Проклинал Богов за сверток, что принесла Помощница Смерти, и благодарил за то, что все же вернули сына.