Читать книгу "Пророк Темного мира - Сергей Волков"

Взрезав ножом грудь стервятника, итер поднял его над коричневым лицом спутницы так, чтобы густая темная кровь капала в рот. Тамара попыталась было противиться, но жажда оказалась сильнее. Она закрыла глаза и молча глотала теплую вонючую жидкость, чувствуя, как с каждым глотком к ней возвращается жизнь. «Так делают биоэнерги, когда обессилевают, — „пьют“ животных или птиц», — подумала девушка и даже не удивилась всей чудовищности своих мыслей.

…Они шли по степям вторую неделю, стараясь держаться подальше от дорог и жилья. Впрочем, тут почти не было первого и совсем не встречалось второго. Лишь однажды в дрожащем знойном мареве видели они неторопливо бредущих куда-то верблюдов, связанных попарно, но был ли это торговый караван какого-нибудь отчаянного куплена, решившего со своим товаром попытать удачи в приторных селениях Светлых гор, или просто мираж — кто знает?

По первости, когда путники двигались вдоль Дона, а потом берегом полувысохшей речушки Ерик, берущей свое начало где-то в степях, идти было легко. Накоптив мяса подстреленной Бойшей козы, имея возможность постоянно пополнять запас воды, по равнине они делали до тридцати километров за день.

Дойдя до Сальского городища, окруженного глинобитными стенами, путники рискнули заявиться на местное торжище, где на имеющиеся у прижимистого итера монеты купили сухарей, пшена, кожаные бурдюки, легкую палатку и вьючного вола. Запасшись водой, они двинулись вдоль сглаженной ветрами железнодорожной насыпи в сторону Тихорецка, о котором какой-то старик на торжище сказал, что это последнее обитаемое поселение на пути к Светлым горам.

Поначалу все шло гладко, и вечерами, когда жара отступала, Бойша настраивал звонник, но пел все больше тревожные, мутящие душу песни:

Пропустите в мир, стаи волчьи!

Уступите путь, своры гончие!

Разойдись, стена, черной полночью —

Или дай мне стать лютой сволочью.

То ли зверем стать с серой шкурою.

То ли омутом с тиной бурою.

Голодать ли? Жрать?

Быть ли умною, быть ли дурою?

Может, на метлу — и до города,

Где мосты из камня и золота

Помереть ли там

Может, с холоду

Может, с голоду…[4]

Итер никогда не бывал в здешних краях, а Тамара знала только, что в ее время тут находилась всероссийская житница — богатая хлебом, фруктами и прочими дарами черноземной земли Кубань.

Ничего не осталось от житницы. Ушли люди, ушла вода. Жесткая трава, колючки, прыгающие шары перекати-поля, солончаки и пыль, пыль, пыль… Где-то на западе, ближе к берегам две сотни лет назад бывшего морем Черного болотища проходила путеводная плешь, и когда знойная степь показала путникам свой жестокий оскал, они решили выходить туда, где была хотя бы призрачная надежда встретить людей.

Вола пришлось убить — могучее животное не выдержало первым. По утрам вол не хотел вставать, вытягивал морщинистую шею и надрывно мычал, пуча ошалелые глаза. Его кровь и мясо позволили Бойше и Тамаре продержаться несколько дней. Потом им попался колодец, хранящий на дне несколько чашек мутной, глинистой воды. А потом начался ад…

— Ты прости меня… — прошептала запекшимися губами Тамара, когда, высосав из стервятника всю кровь до капли, они долго лежали под тенью от белого полотна распяленной на кустах палатки. — Не увидишь ты своей Талинки… Себя я сгубила — и тебя.

— Пока итер мыслит — он существует. Пока существует — борется, — ответил Бойша одной из заповедей сообщества и зашелся в сухом, надрывном кашле.

— Да, — легко согласилась Тамара. — Так лучше и легче… Надеяться надо до последнего, тогда не придется умирать в мучениях. Мы просто уснем, правда? Уснем и не проснемся больше…

— Нет, — отдышавшись, проскрежетал итер, поднимаясь с горячей земли. — Вставай! Слышишь?! Вставай, пошли! Я хочу жить! Значит, ты тоже должна! Цепь, мать ее… Слышишь?! Мы дойдем до людей. Ну!

— Не могу… — прошелестела в ответ Тамара. — Какие люди? Здесь никого нет. Только солнце… и смерть.

— А-а-а! — взвыл Бойша, подхватил девушку, как куль с тряпьем, забросил ее на хребтину, цапнул свободной рукой ремень шибала и, вбивая ноги в пыль, упрямо двинулся к размазанному маревом горизонту. Он шел долго, почти до темноты. Когда слепящий шар светила из белого сделался кроваво-красным, как раскаленное в горне железо, а от кривых низких ветвей саксаула легли на камни длинные тени, Бойша упал на колени, свалил потерявшую сознание Тамару рядом и сам лег, заснув еще до того, как его голова коснулась земли.

Утром девушка проснулась первой. Во сне она видела воду. Много-много воды. Целую реку, по волнам которой плыл их плот. Можно было опустить голову и пить, пить, пить — бесконечно. А потом сползти с шершавых бревен и погрузиться в речную прохладу с головой, всплыть, лечь и отдаться воле течения, чтобы оно понесло ее далеко-далеко, туда, где нет ни чистунов, ни итеров, но зато у всех людей есть имена.

Брызнувшее в глаза рассветное солнце вернуло Тамару в действительность. Она огляделась и почувствовала, что не может даже заплакать. Итер лежал рядом, обхватив растрескавшимися пальцами ствол автомата, и хрипел. В его жестких волосах застряли стебли высохшей травы. Накануне он отдал последние силы, чтобы нести Тамару на себе, и, видимо, это было пределом, положенным ему природой.

«Почему я не умерла вчера? — возникла в голове девушки короткая и страшная в своей простоте мысль. — Зачем еще один день? Зачем солнце? Зачем я дышу? Нужно просто перестать это делать — и тогда придет спасительная смерть».

Перед глазами у нее все поплыло, солнце опрокинулось, полетело кУда-то, разбилось, рассыпалось звенящими радужными осколками. Ветер завел свою вечную погребальную песнь, наигрывая ее на гранях камней, шурша мириадами песчинок, вздымая пыль, чтобы покрыть ею умирающих людей — как саваном.

Какое-то время Тамара понимала, что с ней происходит и где она, потом начались видения. Из мрака стали появляться лица людей — мамы, отца, брата, лейтенанта Стеклова по прозвищу Джимморрисон, полковника Чеканина, капитана Карпухина, каких-то полузнакомых сотрудников управления. Мелькнула дурашливо улыбающаяся бородатая рожа Мыри — и вдруг все это унеслось, исчезло, затопленное багровой тьмой. А потом она увидела его. Худое, темное лицо, тонкогубый рот, исчерченный морщинами лоб, неприятно узкие, словно бы выщипанные, брови.

Кощ. Хозяин Московского темномирья, чаровник и преступник. Тот, кто во всем виноват.

— Вот и все, девочка, — произнес он лишенным интонаций голосом, и Тамара содрогнулась от осознания истины, прозвучавшей в словах чаровника. Действительно — все. Конец. Смерть.

— Мне было приятно наблюдать за вашими мучениями, — продолжил Кощ, растягивая губы в подобии улыбки. — Жаль, что вы оказались слабее, чем я думал. Если бы у тебя хватило сил идти еще два дня. все обернулось бы куда интереснее. Шакалы. Стая голодных шакалов. Они грызли бы твои ноги, глодали пальцы, а ты смотрела бы на это — и умирала.