Читать книгу "Поцелуй зверя - Анастасия Бароссо"

Юлия, приняв из старухиных рук отвратительно пахнущее вещество, смело вдохнула кислый запах, исходящий из пиалы.

— …через сутки… она опять станет собой… навсегда… а иначе… вы не успеете… и не сможете… и никто не сможет…

— Мне пить? — коротко спросила Юлия.

— Не надо, не сме… — Белояр не успел договорить.

— Пей! — приказала Яга.

И Юлия, решительно и нежно зацепившись взглядом за синий мятежный взор, поднесла к губам и безропотно выпила то, что дала ей кавказская колдунья.

— Не все… не все… — Яга засмеялась хрипло и надрывно, отнимая у Юлии чашку с колдовским зельем. — Оставь… для себя ведь… я его хотела…

— Зачем?! — одновременно спросили Белояр и девушка, обратив изумленные лица к улыбающейся старухе.

— Зачем… — Та снова закашлялась, прижав кулак к тощей груди под черными одеждами. — Время мое… уходит… так лучше… уйти в тот мир… свободным зверем… чем такой… не нужной… забытой… кх-м… Все! Идите! Идите… пока солнце… еще не встало…

Солнце еще спало, укутавшись белым блестящим покрывалом, в колыбели меж снежных горных вершин.

Старый пес, чуть ли не срываясь с цепи, возмущенно и азартно залаял, видя, как по двору двумя бесшумными тенями мелькнули белый волк и серо-рыжая волчица с зажатыми в пастях тугими, тяжелыми узлами, в которых находилась тщательно упакованная одежда Юлии и Ивана. Погавкав для порядка еще какое-то время, пес удивленно замолк. И только виляя пушистым хвостом глядел на то, как хозяйка стоит на крыльце неподвижно и долго, устремив слезящийся взор в темь леса, туда, где скрылась бесследно человеческая любовь, которую она уже и не чаяла когда-либо увидеть.

Глава 22 ХИЩНИКИ

— Я стану твоей жертвой…

Глаза Марка, только начавшие утомленно закрываться в смолистом сумраке, вновь широко распахнулись при этих словах, произнесенных ему в ухо низким, томным шепотом.

— Что-что?

— Да-да! Я знаю, как это делается. Уже столько раз…

При этих словах Бояна смущенно отвернулась от яркого даже здесь, пронзительно-насмешливого взгляда-хамелеона. Тень от ее собственных ресниц густой вуалью упала на загоревшиеся скулы.

— …мы пройдем третью фазу самостоятельно. Ты ведь хочешь?

— Очень…

Марк приподнялся на локте и, преодолевая тяжелую истому, разлившуюся по телу после того, что только что здесь произошло между ними, протянул руку, чтобы убрать с лица Бояны выпавшую из косы шелковую прядь.

— Очень хочу… — осторожно проговорил он.

— Ну, вот. И ты станешь оборотнем, для этого я готова быть твоей жертвой!

— Спасибо! — благодарность в нежном, словно журчание ручья, голосе юноши была горячей и потому звучала искренне.

— А ты, — девушка в свою очередь провела рукой по упругим влажным кудрям цвета спелых каштанов. — А ты, может быть… — Она задумчиво и лукаво улыбнулась ямочками на порозовевших щеках. — А ты — моей…

Марк посмотрел на нее долгим, непонятным взглядом. Лишь после этого потянулся губами к влажному, приоткрытому в ответном поцелуе рту. Но уже через несколько секунд он был опять не рад тому, что сделал это. Бояна, склонившись над ним, целовала его плечи и спину, прохладный шелк тяжелых душистых волос ласкал горячую кожу, а трепетное дыхание девушки, шепчущей над ним певучие любовные заговоры, волновало и будило желания. Но он вспоминал другие поцелуи. Те, которыми хрупкий ангел с шальными, такими же, как у него самого, серо-зелеными глазами покрывал его спину, замирая тонко и мучительно между лопатками — там, где болело сильнее всего. Она ведь явно знала — откуда?! — но знала, абсолютно точно, что именно там боль становится наслаждением, а наслаждение — болью… и поэтому, когда Бояна по-матерински ласково, словно тоже инстинктивно зная, где болит, провела ладонью по его спине, Марк, оторвав расслабленное тело от теплых банных полатей, раздраженно сбросил с себя ее руку.

— Когда мы это сделаем?! Скоро?

— Ты торопишься… — В голосе Бояны насмешка и любопытство странным образом переплелись с сожалением, делая мягкий тембр нервно вибрирующим. — Почему?

— Мне нужно бежать.

— Куда?

— За идолом Велеса! — выпалил он, словно бросаясь в пропасть.

— Зачем он тебе? Тебе-то — зачем?

— Ты ничего не понимаешь! Я не обязан это объяснять, к тому же… — Марк досадливо щелкнул пальцами, — ты все равно не поймешь. И не поверишь…

— Не объясняй… — Бояна, перекинув расплетшуюся косу на грудь, принялась поигрывать русо-золотистым кончиком. — Я и так знаю… слышала…

— Что ты слышала? — нетерпеливо перебил Марк.

— …как говорили об этом Бер с Велемиром. Идол дает власть и богатство! Открывает путь в навь и выход к темным богам! Ты ведь этого хочешь?

— Да-да, — поспешно кивнул Марк. — Да! Именно этого…

— Я тоже! — Девушка поднялась, встала напротив полулежащего Марка во всей великолепной красоте своего жемчужно-мраморного тела. — Я — тоже!

— Ты?!!

— А ты как думал? — Соболиные брови чуть ли не гневно поднялись над сверкающими серебром глазами. — Что я буду всю жизнь прозябать здесь, изображая из себя жертву для всяких… — Она передернула роскошными плечами, словно дотронулась до паука или жабы. — Для всяких убогих шакалов?

Марк в невольном уважении и восхищении поднялся тоже, сделал шаг вперед и оказался стоящим почти вплотную к Бояне, сливаясь с ней дыханиями, энергиями и желаниями, охватившими обоих с одинаковой силой.

— Только нужно успеть до двадцать девятого февраля… — заговорщицки прошептала красавица, вскинув ресницы, как ребенок, сообщающий другому таинственный и опасный секрет. — Раз в четыре года бывает Кощеев день, когда…

Она не успела договорить — тело Марка, тонкое и звенящее, как вибрирующая струна, приникло к ней, а горячие губы закрыли ей рот, отбивая охоту говорить дальше. Их руки сплелись и стали извиваться, исполняя древний, как мир, обряд. Свеча на полу, догорая, билась в последних неровных вспышках, и точно так же бились сердца двоих, доверившихся друг другу в самом сердце холодного, темного русского леса. Только однажды Марк сбился с томно-размеренного ритма первобытного танца. Когда сквозь прикрытые от страсти веки ему вдруг пригрезилось за маленьким мутным оконцем знакомое, как отражение в зеркале, бледное лицо с глазами-хамелеонами. А за ним почему-то еще одно — решительное и мужественное в тени упавшей на высокий лоб, пепельной челки.

…Уходящая ночь, желая в злобном бессилии подразнить рассвет недостижимой красотой, окрасила небо невыносимо яркой, холодной лазурью. Эта сверкающая синь проникла сквозь сомкнутые веки в глаза спящего юноши, заставив его сощуриться. Марк медленно перевернулся на спину и тихо застонал от сильной боли меж лопатками. Так всегда бывало, когда ему виделся ослепительный бело-голубой свет и два мощных луча, идущих из-за его спины. Крылья, которыми он может управлять по собственной воле, взлетая все выше, туда, где покой и счастье вот уже так близко.