Читать книгу "Идеальное несовершенство - Яцек Дукай"

– Благодарю. Отмени мою оэс. То есть – замени ее на третью по популярности версию среди стахсов, сохраняя конфигурацию.

– Источник финансирования?

– О боже, – застонал Адам, слегка раздраженный процедурной торжественностью, – у вас тут нет шаревара? Ведь существуют какие-то базовые бесплатные версии?

– Я просто хотел бы заметить, что такого рода дела обычно решаются несколько иным способом. Моя функция —

Замойский вздохнул поглубже:

– Прошу прощения. Ты ведь наверняка отдаешь себе отчет относительно… хм… дискомфорта моего положения, – Адам отвел взгляд, уперся плечом о ствол платана. – Я даже не знаю, в какой форме нужно к тебе обращаться. Я сейчас говорю с Императором, с его демоном, с каким-то talkbot’ом, СИ, с кем?

– Император слушает; я – Император, но Император – это не я. Существую, чтобы служить.

– Кому?

– Цивилизации.

– А конкретней?

– Упрощаю: Великой Ложе.

– Я так понимаю, что Великая Ложа состоит из Малых.

– В ее состав входят их представители: Ложи стахсов, фоэбэ, инклюзий.

– Тогда могут ли они получить от тебя, например, содержание этого разговора?

– Нет. Именно на этом и держится доверие всех подписантов Базового Договора: может быть изменена структура моего френа, но данные, которыми я обладаю, не могут быть использованы против отдельных подписантов.

Адам вспомнил сцену на террасе Фарстона, как мандарин унижался перед Георгом. Замойский стоял там и смотрел на них, сосредоточенно слушал быстрый диалог – словно селянин, подслушивающий подробности секретных игрищ аристократии.

– Выходит, я имею право в любой момент вызвать тебя и задать вопрос, потребовать услугу.

– Ты гражданин Цивилизации, стахс. Перечитай Базовый.

– Придется… – проворчал Замойский. – Ну ладно. Найди мне звезду, удовлетворяющую следующим условиям. Расстояние от Земли примерно четыре с половиной тысячи световых лет… то есть: от первоначального положения Земли —

– Прошу прощения, но я должен тебя проинформировать, стахс, что все объекты, входящие в состав галактики Млечного Пути, вся материя —

– А, да-да, я знаю, – вздохнул Замойский.

Скрестив по-турецки ноги, он уселся на высоко вздымающихся корнях платана.

– Найди в архивах.

– Слушаю.

– Четыре тысячи и характеристика, находящаяся в следующих пределах…

– Да?

Геката, Геката. Что говорила Джус? Было оно примерно так —

Прежде чем он успел мысленно выругаться, Адам снова стоял на руинах террасы римской виллы и тянулся к несуществующему экспонату, тень от Луны переламывалась на громоздящемся мусоре. Тень Замойского и – тень мужчины с мечом, воздетым для удара над головой Адама.

Он с криком отскочил. Клинок свиснул, краем глаза Замойский ухватил серебристую дугу, отпечаток удара в зрачках. Споткнулся, опрокинулся, встал. Азиат бежал к нему, клинок отведен по прямой от ключицы, готовый к молниеносному укусу.

Замойский отскочил за выщербленную колонну, едва не запнувшись о собственные пятки. Фехтовальщик угрожал уже с другой стороны. Или он не один? Адам поспешно осмотрелся. Никого не увидел, но теней было достаточно, чтобы в них могло спрятаться полвзвода ниндзя.

Асассин не вымолвил ни словечка, да и не для этого он был. Атаковал – старался убить.

Замойский закусил губу.

Плато! Императорский Сад! Давай!

… Что, проклятие?

Плато! Меня здесь нет!

…

Продолжал быть.

Пот тек по нему градом. Застрять в собственной памяти! Убийца обпрыгивал колонну, посылая Замойскому укол за уколом. Шизофрения – слабо сказано.

Клык! Франтишек! Анжелика!

Ничего. Только посвист клинка, все громче, все ближе.

Адам соскочил на террасу, побежал к пруду. Рубака гнал следом, Замойский слышал в ночной тиши эхо его движений.

Что тут, сука, происходит? Этот желтомазый сейчас меня догонит! Оружие! Я тоже могу иметь оружие!

Они были уже между ивами – он повернул налево, обежал ствол, наклонился и поднял саблю.

Адам тяжело дышал, смертельный спринт влил в вены ног холодный свинец. Он едва сумел поднять руку и заблокировать удар, пустив его по клинку на гарду.

Азиат мигом вывернулся, уходя по дуге влево и рубя теперь горизонтально. Замойский неловко парировал, сабля была тяжелой, рука одеревенела, он неустойчиво раскачивался, громко хрипел, легкие вопили о кислороде; а азиат рубил и рубил, и рубил.

Он меня на кусочки иссечет! Я ни малейшего понятия о фехтовании не имею!

Едва Адам так подумал, как получил под ребра длинный рубленый удар, снизу слева. Крикнул пустой грудью. Полетел назад, ударился спиною о ствол. Горело ужасно, чувствовал он и влажность крови.

Желтомазый напирал, дюжина рук, сотня мечей, гребаный богомол кэндо. Глаза слепли от взблесков лунного света, отраженного слегка искривленным клинком катаны.

Адам стиснул зубы. Я лучший фехтовальщик в мире! Я всяких там Мусаси на завтрак ем! А таких-то засранцев одной левой —

Фтлупп!

Острие вошло на две трети длины, разрубая череп азиата и увязнув где-то в мозговом веществе. Труп выкатил глаза и пал на колени; потом осунулся на бок. Рукоять сабли ударила о камень.

Замойский с пустым вдохом сел. Пульсировал раненый бок, полоса огня шла от ребер до самого бедра. Он был настолько измучен, что даже стал хуже видеть: тени расплывались в серый туман, длинноволосые, словно ведьмы, ивы заполонили весь горизонт, Луна над ними разливалась овальной лужицей на звездном небе; но эти звезды Адам тоже, скорее, домысливал, чем видел. Лишь холодный, влажный ветер ощущал со стопроцентной отчетливостью – и с каждым вздохом мыслил все отчетливей.

Однако, что значит сила собственного воображения!.. Я мог застрелить его как тех, мог, мог. Но поскольку он выскочил с самурайским мечом, пришлось помахать сабелькой, Володыевский божьей милостью. Ну и эта рана…

Он расстегнул рубаху, взглянул на порез. Выглядело не лучшим образом, похоже, клинок зацепил какую-то артерию.

Он отвел взгляд. Нет никакой раны! Я здоров! Я совершенно здоров и полон сил!

Встал и поднял катану. Ясное дело, та прекрасно лежала в ладони.

Махнул раз, другой.

– Сейчас, – сказал он вслух, – я разрублю ночь и пройду в Императорские Сады.

Рубанул.

Ничего.

Разъяренный, выбросил катану в пруд. Хлюпнуло.

– Аутист, мать его, за что мне оно на старости лет…