Читать книгу "Дyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев"

Спустя один час тридцать пять минут я выйду в эфир, и все окончательно испарится: страх, тревога, напряжение последних дней. Главное – испарится он. Сотрется, заблокируется в памяти, как блокируются надоедливые комментаторы в фейсбуке.

Потом мне придется съездить к издателям и под каким-то предлогом изъять рукопись, если он успел ее передать. Соврать, что был в невменяемом состоянии, когда писал эту галиматью. Сказать, как мне стыдно, и все такое. Потом заехать домой.

Первым делом проветрить квартиру, заказать тотальную уборку дня этак на два, чтобы уничтожить следы его пребывания. Смыть его запахи, его отражения в зеркалах.

Вернуться в квартиру дня через три. Втянуть ноздрями смесь запахов свежевымытого пола, средств для полировки кожи и мытья стекол. Сесть у окна, закурить.

А потом заставить себя поверить, что теперь все будет по-другому. Эта история станет новой книгой, а я – новым человеком. Человеком, который расплачивается. Книгами, временем, проведенным с теми, кому его задолжал. Воплощениями простых желаний, эмоциями, которые валялись в пыльном шкафу, вроде вещей, которых не надевал долгие годы.

Снова звонит его телефон.

Я смотрю на себя в зеркало заднего вида, и в этот момент понимаю, какая деталь рушит всю нашу с ним идентичность. Его глаза.

Они же будто вырезаны из портрета другого человека и приклеены к моему лицу. Ничего не выражающие глаза хищной рыбы. Единственное, что ему не удалось изменить. Мелкий скол, от которого разбегается паутина трещин, разбивая картину на куски. На тысячу микроскопических брызг. Неужели этого никто не заметил?

Час назад или около того он так же смотрелся в это зеркало. Поправлял прическу или проверял, симметрично ли подбрита борода. Это зеркало еще помнит его. Чем дольше я смотрю на себя, тем сильнее нарастает мистический страх. Ощущение того, что там, в отражении, все еще его, а не мои глаза.

Глаза, которые никогда не забудут света софитов, камеры, восторженные взгляды читателей, часовые автограф-сессии.

Он будет жить этими воспоминаниями. Все эти годы, сколько ему дадут. Они станут его топливом. Углем, который он ежедневно станет закидывать в топку своей больной, вывернутой психики.

Его глаза никогда не отпустят меня. Он вернется. Это лишь вопрос времени. Но пока, сегодня, возвращаюсь я. Стираю его к чертовой матери, обнуляю счетчик, возвращаюсь во времени. Превращаю его в отражение.

Я практически не волнуюсь. В душе больше нет страха, осталась лишь злоба. Мстительная злоба человека, который закрывает счета. Тот, кто сказал, что «месть – блюдо, которое подают холодным», видимо, страдал гастритом. Основное блюдо не бывает холодным. Спросите об этом любого повара.

Телефон продолжает надрываться.

– Да, Коль, – раздраженно отвечаю я.

– В каком ты отделении?! – кричит он. – Мы выезжаем! Быстро скажи номер отделения!!!

– Что?! Что ты говоришь? – мямлю я и отключаюсь. Выхожу в интернет – там первой новостью:

Эфир под угрозой срыва

Около часа назад в 38-е отделение милиции доставлен писатель и телеведущий Владимир Богданов по подозрению в торговле наркотиками. В пресс-службе телеканала эту информацию не подтверждают, как не сообщают и того, состоится ли прямой эфир сегодняшней программы Владимира Богданова.

Самый длинный день

Этот день хотелось не просто побыстрее прожить, а не дать ему даже заявить о своем появлении. Выключить интернет, сломать магнитолу в машине. Отрубить любой источник звука, способный транслировать информацию.

Последний раз я чувствовал себя так, когда моя первая книга стала бестселлером. Каждая газетная статья, каждый значимый и незначимый блог в интернете спешил поделиться своими соображениями на мой счет. Сегодня все повторилось за тем лишь исключением, что моей персоны было больше в теленовостях, и главным героем этой истории был все-таки не я.

Канал по поводу задержания Двойника отделался сухим релизом: «Обстоятельства происшествия уточняются». Полиция разъяснений никаких не давала, лишь сообщила прессе, что Богданов задержан на сорок восемь часов. Комментариев адвокатов не поступало, по слухам, готовилось ходатайство о том, чтобы выпустить Двойника под залог.

Съездил к дочери, успокоил (или уговорил себя, что успокоил) ее рассказом о том, что меня подставили злые люди (с какой целью, впрочем, не уточнил). Выслушал от бывшей прогнозируемые характеристики собственной персоны вроде «гребаный наркоман» и сожаления о том, что меня выпустили под залог. Заверения прессы в том, что я все еще задержан, не рождали в ней никаких противоречий. Более того, являлись лишь дополнительным свидетельством того, какая я «ушлая скотина, купившая всех, чтобы спасти свою сраную репутацию». Далее – про ребенка, школу, одноклассников: абсолютно справедливо по сути, но по факту незаслуженно.

Единственным плюсом произошедшего являлось то, что по выходу из ментовки воссоединение Двойника с моей семьей становилось невозможным. Это стоило ведра помоев и унизительных эпитетов, вылитых Татьяной в мой адрес.

С Максом мы уговорились встретиться в одном из дворов, в глубине улочек, окружающих Патриаршие пруды. Скверик был давно облюбован местными алкоголиками, которые вряд ли читают свежую прессу, а если и читают, то способность идентифицировать героев передовиц давно утратили. Тем не менее прежде чем вынырнуть из бара через черный ход, я нацепил на нос темные очки, а на голову, для верности, капюшон спортивной куртки.

– Фейсбук читал? – Макс сидит на спинке лавочки, с банкой пива в руке, что делает его особенно аутентичным пейзажу.

– Макс, я удивляюсь, откуда у тебя эмоции на эти подколки, а? Нет, не читал! – всплескиваю я руками. – И новостные ленты не читал, и телевизор не смотрел. Если б не Таня, так бы и не узнал, что я сегодня герой новостей. Наркоман и уголовник, ага. Ты на эту тему еще пошутить хочешь?

– Да я не о том. – Макс мотает головой. – У Крыжиной в ленте сегодня… труп Оксаны нашли за городом. В ее машине. Убийство с целью ограбления…

– Собаке собачья смерть. – Я достаю сигарету. – Ты предлагаешь мне пособолезновать?

– Слушай, ну чего ты говоришь? О мертвых либо хорошо…

– О мертвых?! А я из-за нее живой, ты хочешь сказать?! Они меня стерли, будто и не было! Она во всем этом участвовала! Эта тварь предала меня. Он без нее бы ничего не исполнил, понимаешь? А я теперь ей соболезновать должен?

– Да понимаю я. Все равно не хорошо как-то.

– Вот же гондон, – говорит Макс после паузы. – Ну кто бы мог подумать, что он «вызовет огонь на себя»! Вот скажи, ты бы на его месте как себя вел?

– С ментами бы попытался договориться, – пожимаю я плечами. – Это в том случае, если бы не знал, что у меня параллельно забирают жизнь.

– А он, сука, сразу сориентировался! – Макс плюет себе под ноги. – Мне мои менты такую истерику закатили, ты бы знал. «Ты нам телешоу решил устроить?» – говорят.