Читать книгу "Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви - Екатерина Кулиничева"

Безусловно, индустрии производства и продажи спортивной обуви в целом по-прежнему остаются мужскими сферами, и в основном мужчины решают, какие кроссовки для женщин появятся в продаже. Однако, как отмечает Линдси-Принс со ссылкой на работников обувной индустрии, активное использование розового объясняется обусловленной культурными стереотипами необходимостью: в этом видят «способ включить среднестатистическую женщину (mainstream women) в культуру ношения кроссовок» (Ibid.: 134).

Неоднократно отмечалось также, что даже знаменитые спортсменки, получившие статус ролевых моделей, гораздо менее активно привлекаются брендами к выпуску именных кроссовок, чем их коллеги-мужчины. Писатель Майкл Дензел Смит признавался, что в «джорданах» он «словно становится выше» и «ходит более уверенно» (Kurutz 2016). Но можем ли мы говорить, что в кроссовках от Серены Уильямс женщины будут ощущать себя также, как мужчины в «джорданах»? По мнению Элизабет Семмельхак, знаменитые спортсменки, несмотря на свой статус, не определяют моду. «Кроссовки от женской сборной по футболу — не то, то мужчины (или женщины) хотят покупать. Женщины хотят носить мужские кроссовки Если бы женские кроссовки имели такую же символическую значимость, как мужские, сильный пол также стремился бы их носить, но мы такого не наблюдаем» (Semmelhack 2015). Под влиянием культурной инерции женские кроссовки, в отличие от мужских, воспринимаются как категория товаров, чья аудитория изначально ограничена рамками своего пола. Если заимствования женщинами элементов мужского гардероба имеют давнюю культурную историю, то для мужчин женская одежда, обувь и аксессуары по-прежнему считаются табуированным выбором.

Преимущественно мужской сферой, несмотря на наличие отдельных значимых исключений, считаются не только спорт, но и многие ассоциирующиеся со спортивной обувью субкультуры: хип-хоп, футбольные фанаты, уличная мода (streetwear), культура сникерхедов. Линдси-Принс констатирует, что женщины, декларирующие свою принадлежность к сообществу любителей и коллекционеров кроссовок[143], часто воспринимают себя как его «невидимую часть» и «исключенных» (Lindsay-Prince 2013).

Автор портала Sole illector в статье под названием «Почему растить дочь-сникерхеда так тяжело» констатирует: «Женщины-сникерхеды всех возрастов все еще имеют дело со стигмой. Парни намного более рады видеть женщину полуобнаженной в паре своих любимых „джорданов“, потому что это сексуально (и я не говорю, что это не так), но они не хотят выказывать уважение женщинам-сникерхедам, которые много работали, чтобы собрать впечатляющую коллекцию. Просто погуглите „мужчины в кроссовках“ и „женщины в кроссовках“ и посмотрите на результаты выдачи. Как вы можете видеть по картинкам, результаты весьма различаются» (Sole Collector 2015). Там же описывается опыт дочери автора: «Никто по-настоящему не изводил меня из-за того, что я ношу. Но много раз парни говорили мне: это несправедливо, что у меня есть определенные (редкие) пары, ведь я не настоящий сникерхед. И я знаю, что они так говорят только потому, что я — девчонка» (Ibid.).

В отличие от обуви вообще, интерес к кроссовкам принято воспринимать в культуре как мужской вид потребления, который не ставит под вопрос, а, напротив, подчеркивает маскулинность. Как отмечает в одном из интервью музыкант Адам Горовиц, «нас учат, что мужчина традиционной ориентации, желающий быть модным или выглядеть „симпатично“ — это женственно и таким образом плохо. Но когда я ношу кроссовки, я вроде как не такой „мягкий“» (Semmelhack et al. 2015: 107).

Многие опрошенные Линдси-Принс любительницы кроссовок также признавались, что люди сомневаются в их сексуальной ориентации. Одна из респонденток отмечала: «Это так глупо, но на меня всякий раз вешают ярлык лесбиянки из-за того, как я одеваюсь» (Lindsay-Prince 2013: 97). Другая женщина подчеркнула, что девушкам «приходится делать прическу и макияж, чтобы их не воспринимали как такой тип» (Ibid.: 96).

«Это как пуш-ап для ног»

Иногда противоречия, связанные с женскими кроссовками, совсем как в викторианские времена, пытаются преодолеть с помощью гибридных форм обуви — например, кроссовок на танкетке, популяризацию которых приписывают дизайнеру Изабель Маран. Женщины, выбирающие такую обувь, судя по всему, ценят ее за возможность получить лучшее из двух миров — удобство кроссовок в сочетании с традиционно приписываемой каблуку или танкетке способностью зрительно удлинять ноги (Craft 2014). Известный блогер Гаранс Доре сравнила их с «поддерживающим бюстгальтером для ног» и пришла к выводу, что «такие кроссовки — это стильный аксессуар, как любой другой. А не то, что надеваешь в выходной»: «И как вишенка на торте, они делают ногу маленькой на вид, словно оптическая иллюзия. Мне это нравится» (Dore 2010). Интересно, что по словам самой Маран, она перевела в готовую форму DIY-практики[144], которыми сама пользовалась много лет: «Я делала так с тех пор, как была тинейджером. Отрезала кусок пробки и вставляла его внутрь кроссовок, потому что хотела казаться выше. Кроссовки очень удобны, но в то же время выглядят не очень элегантно. Добавление небольшого подъема меняет дело, это дает вам ноги — я имею в виду, что я знаю женщин, я сама женщина, так что я знаю, чего мы все ищем!» (Chernikoff 2012). В известном смысле, кроссовки на танкетке можно назвать более жизнеспособным потомком викторианских теннисных туфель, о которых шла речь выше.

Кира Крафт, анализируя интернет-дискуссию вокруг кроссовок на танкетке и их эстетической ценности, приходит в выводу, что критическая реакция может быть вызвана заложенным в них противоречивым сообщением. Наблюдатель имеет дело одновременно с атрибутами маскулинности и женственности и символами двух разных типов телесности, которую предлагается примерить на себя (Craft 2014). Вместе с тем привлекательность такой обуви для женщин также кажется исследовательнице объяснимой. Крафт определяет «современную идеализированную женственность» как «женственность противоречий». В эпоху постфеминизма в реальной жизни женщины вынуждены ориентироваться одновременно на риторику желаемого равенства полов с открытыми для них новыми возможностями и на сохраняющие актуальность консервативные представления о конвенциональной женственности — и балансировать между двумя этими полюсами (Ibid.). Кроссовки на танкетке в этом контексте представляются материальным воплощением такой противоречивой женственности.

Может ли мода изменить противоречивое отношение к кроссовкам в женском гардеробе, сформированное стереотипами мышления и устойчивыми культурными представлениями? Задать новый жизнеспособный стандарт женственности в спортивной обуви, который закрепится в массовом воображении наряду с женственностью в балетках или каблуках? Модный обозреватель Лиза Армстронг дает пример такого переосмысления удобной обуви: «Годами высокие каблуки продавали нам под видом того, что придает силу. Но дай модели кроссовки, и внезапно ее возраст вдруг уменьшается, уголки ее рта поднимаются, походка становится более бодрой. Дайте женщине комфортную обувь — и она немедленно становится счастливее и моложе, контролирует походку. И это — тоже наделение силой» (цит. по: Persson et al. 2015: 63). Определенные изменения, указывающие на переосмысление образа женщины в спортивной обуви, исследователи фиксируют и в порнографии — по мнению Элизабет Семмельхак, «прекрасном указателе того, как желанная женственность конструируется в каждый конкретный момент истории» (Semmelhack 2015). Журнал Elle в статье под названием «Как athleisure прикончил стилетто» оптимистично заключает, что «в 2016 году Кэрри Брэдшоу носила бы кроссовки» (Phelan 2016). Правда, из текста становится очевидным, что здесь подразумевается скорее весь пласт удобной обуви, включая упоминающийся в статье невысокий и широкий каблук. Издание уверяет: «Тренд athleisure дал женщинам разрешение носить комфортную обувь в любых обстоятельствах — и теперь, когда они привыкли к существованию без боли, то вряд ли скоро откажутся от этой возможности» (Ibid.). Но так ли это на самом деле? Проблема в том, что моде свойственна не только цикличность, но и короткая память. Иногда на смену обуви, ассоциирующейся с конвенциональной привлекательностью, в числе модных фаворитов действительно приходит «уродливая обувь». В числе таких «ugly» shoes, появлявшихся на подиумах в последние годы, шлепки как для бассейна, кроссовки, биркенштоки и т. д. (Persson et al. 2015: 63). Однако нет никаких гарантий, что через сезон-другой мода как система переменчивых стилей не откажется от предложенных ею же аргументов в защиту удобства. Сам термин «уродливая обувь», использующийся индустрией моды и потребителями, напоминает нам о куда более давней традиции применительно к женщинам оценивать большую ногу как непривлекательную, а свободную походку — как мужеподобную.