Читать книгу "Элиты Эдема - Джоуи Грасеффа"

– Но это невозможно, – отвечает он, в ужасе закатывая глаза. Он что, думал, что так легко будет получить прощение? Получить право считать себя хорошим человеком? – В камерах находится более сотни вторых детей, и это место хорошо охраняется. Все там внутри контролируется Экопаном. – Он нервно смеется. – Единственный способ освободить их всех – это вывести Экопан из строя.

Последние слова он произносит, как будто это самая большая нелепость в мире, но меня они заставляют задуматься. Я помню, когда земля вздыбилась, повалив бобовые деревья, после чего образовалась трещина, которая пересекла Эдем от края до центра. После толчка внезапно все иллюзии прекратились. Печи, которые раскаляют рукотворную пустыню, окружающую Эдем, отказали, и температура упала со 150 до температуры прохладного осеннего дня. Это случилось, потому что Экопан – мощная компьютерная система, которая контролирует все в Эдеме, – на какое-то время вышла из строя.

Экопан – это наше все: энергия, продукты, водные и воздушные фильтры. Линзы…

Центр, система охраны. Во время землетрясения все это перестало работать. Ненадолго. И может быть, не полностью. Охранники, которые схватили меня после того, как я увидела лес, казалось, не замечали его. Может быть, линзы продолжали работать, или, может быть, постоянное программирование, манипуляции над мозгом, которые не дают жителям Эдема видеть очевидное, охраняют их от воспоминаний о войнах и нищете, работают, даже когда Экопан выключен.

Но структуры и системы, механизмы и работающие в реальном времени программы отключились. Наверняка в этот список входит и система охраны Центра.

– Если я смогу на какое-то время выключить систему Экопана, ты сможешь вывести вторых детей?

Он пытается протестовать.

– Это безумие, – говорит он.

– Но если у меня получится? – не оступаюсь я. – Ты сможешь помочь им?

– В одиночку? Я могу вывести некоторых из них. Возможно. Рауэн, что ты задумала?

– Землетрясение… – пытаюсь сказать я.

– Землетрясение? – Он удивленно приподнимает брови. Конечно же, его контролируют, так же, как и всех остальных. Он не может помнить землетрясение.

Неожиданно часть моей ненависти к нему испаряется. Я ненавидела Перл до последнего мгновения, пока не поняла, что она тоже была жертвой этого ужасной правительственной манипуляции. Всех местных жителей, кроме вторых детей, пусть и немного, но контролируют. Влияют, меняют… есть хотя бы один, кто является самим собой?

А если это не так, то как я могу ненавидеть их за выбор, который сделали не они? Мой отец предал семью, делал ужасные вещи. Но был ли это его собственный выбор? Что заставило его верить в определенные вещи, быть уверенным, что некоторые «факты» верны? Конечно же, эта убежденность давила на него, определяла его поступки. Мог ли он сопротивляться? Я пыталась… но не всегда, и у меня была поддержка. У меня были Ларк и Лэчлэн, стремившиеся вернуть меня себе самой. У моего отца не было никого, кто бы ему рассказал о том, что Эдем – это тюрьма и вся наша жизнь преимущественно ложь.

И поэтому, к собственному удивлению, я прощаю его.

Мне кажется, что стало легче дышать. Легче расправить плечи. Я смотрю на Шефа, которая по-прежнему лежит без сознания на полу. Может быть, она тоже жертва.

А кто же тогда злодей?

Аарон Аль-Баз? Да, он был таким, но его больше нет. Он делал вещи, которые невозможно простить, но он сотворил еще одно создание, которое продолжает его дело.

И даже превосходит его.

Экопаноптикум. Мы все жертвы Экопана.

– Отец, – говорю я мягко и вижу, как из его ровных коричневых глаз бегут слезы, когда он слышит, как я называю его так. – Я думаю, что мне удастся на время вывести Экопан из строя. Если получится, ты обещаешь сделать все, чтобы помочь вторым детям?

Я вижу, что он согласен. Он хочет, чтобы я простила его. Он хочет загладить все то плохое, что он сделал. Но он не уверен.

– Ты пытался убить меня, отец, – шепчу я. – Ты направил на меня сфокусированный звуковой луч в утробе, чтобы избавить себя от проблем с близнецами и нелегальным вторым ребенком.

Он плачет. Я могла бы простить его сейчас, но мне по-прежнему нужна его помощь.

– Эш, может быть, еще жив. Это он второй ребенок, и ты знаешь об том. Я родилась первой. Да, я все знаю. Мама мне рассказала. Ты должен помочь вторым детям. Они единственные, кто может спасти Эша, если он жив. Ты перед нами в долгу, отец. Ты в долгу перед всеми вторыми детьми. Искупи этим свою вину за того ребенка, которого ты пытался уничтожить.

– Я сделаю это, – говорит он со слезами в голосе. – Я знаю местных. Я оказывал им небольшие услуги. И… внешним кругам тоже. Клянусь, что сделаю все что смогу! – Он падает на колени перед кушеткой: – Пожалуйста, только прости меня, Рауэн. Пожалуйста. Твоя мама простила меня.

Я фыркаю и вырываю руку.

– Неправда. Она ненавидела тебя за то, что ты сделал. Она оставалась с тобой только ради нас. Ради меня и Эша.

Его лицо становится белым как мел. Я знаю, что он любил маму.

– Ты должен исправить все сейчас, чтобы ее душа простила тебя.

Она бы никогда не простила его, я знаю, но мне надо сказать что угодно, чтобы убедить его.

– Я уведу их в безопасное место, обещаю! – говорит он. – Ты выведешь из строя Экопан и – клянусь! – я сделаю это.

Я киваю.

– Тогда выведи меня отсюда и будь начеку. Я не знаю, сколько это займет времени. Но если получится, то Экопан выйдет из строя сегодня вечером.

Я склоняюсь над бесчувственным телом шефа и достаю свою подвеску из ее кармана. Когда я надеваю ее себе на шею, я чувствую себя почти целостной.

27

Отец не подвел… пока. Я выхожу в хирургическом халате по фальшивому пропуску, который он дал мне, и меня нельзя отличить от прочего персонала, который суетится вокруг, выполняя какие-то поручения. Занятые тем, что забирают человеческие жизни, создавая утопию, больше похожую на тюрьму. Прежде чем уйти, я прохожу по длинному коридору, тайком проверяя каждую камеру. Я не могу задерживаться слишком долго. Это будет подозрительным. Но я убеждаюсь, что ни Эша, ни Лэчлэна здесь нет. Как и Флинта. Я вижу Айрис. И Эддер, она сидит, тупо уставившись в угол, и самое живое, что в ней есть, – это ее татуировки.

И Ларк тоже здесь. Я позволяю себе замедлить шаг, когда прохожу мимо ее камеры. Она слабо улыбается, но глаза такие же пустые, как и у остальных. Если моему отцу удастся спасти их, когда я выведу Экопан из строя, пойдут ли они за ним? Или они будут просто слоняться по холлу, как автоматы, ожидая приказаний, ожидая, что кто-нибудь пошлет им нейронный импульс, который скажет им – кем быть?

Я прикасаюсь пальцами к стеклу камеры Ларк, когда прохожу мимо. Прикосновение, которое она не может почувствовать.