Читать книгу "Екатерина Великая и ее семейство - Вольдемар Балязин"

Первое, на что обращают они внимание, это стойкое, проходящее через всю жизнь Александра желание отказаться от престола.

Сторонники правдивости версии идентичности Александра и Федора Кузьмича выстраивают в один ряд его признания Лагарпу, когда еще совсем молодым заявлял он о желании жить рядом с ним в Швейцарии; затем вспоминают о письме девятнадцатилетнего Александра к другу юности В. П. Кочубею, в котором он 10 мая 1796 года писал: «Я знаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или другим способом… Я обсудил этот предмет со всех сторон. Мой план состоит в том, чтобы по отречении от этого трудного поприща (я не могу еще положительно назначить срок сего отречения) поселиться с женой на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая мое счастье в обществе друзей и изучении природы».

Кроме того, в одном ряду с письмом к Кочубею вспоминают и высказанное им как-то в молодости пожелание уехать от двора, хотя бы и в Америку.

Затем выстраивают целую цепь случаев, когда речь шла уже об отказе от наследования трона, когда августейшая бабка Екатерина хотела возвести внука на престол, минуя собственного сына – Павла Петровича.

Вспоминают и о том, что Александр посвятил отца в это намерение Екатерины, доказав тем самым искренность своего отказа. Приводят эпизод в Саардаме, произошедший в 1814 году; его высказывание о невозможности править страной, если на это нет сил, произнесенное в Киеве 8 сентября 1817 года; намерение передать трон брату Николаю, высказанное после маневров в Красном Селе летом 1819 года; разговор с Константином Павловичем в Варшаве осенью того же года, когда Александр заявил, что твердо «намерен абдикировать»; и признание в том же самом Вильгельму Оранскому весной 1825 года.

Таким образом, вырисовывается довольно длинный ряд неоднократных и убедительных свидетельств разных лиц о намерении Александра еще при жизни оставить престол.

Одно из подтверждений такого намерения, выходящее за рамки 1825 года, не было приведено в этой книге.

Речь идет о дневниковой записи жены Николая I – императрицы Александры Федоровны. 15 августа 1826 года, когда Александра Федоровна и Николай находились в Москве по случаю их коронации и восшествия на престол, новопомазанная императрица записала в тот самый высокоторжественный день: «Наверно при виде народа я буду думать и о том, как покойный император, говоря нам однажды о своем отречении, сказал: „Как я буду радоваться, когда увижу вас проезжающими мимо меня, и я, потерянный в толпе, буду кричать вам ура!“»

Последний эпизод подтверждает то, что у Александра было намерение, уйдя от власти при жизни, затем спрятаться среди пятидесяти миллионов своих прежних подданных и со стороны наблюдать за ходом событий.

Сторонники правдивости версии об идентичности Александра и Федора Кузьмича подвергают сомнению официальную версию о смерти императора в Таганроге, выдвигая идею, что вместо Александра в гроб был положен другой человек. Они придерживаются трех вариантов: 1) Это был фельдъегерь Масков, умерший накануне, 19-го, после чего и был положен в постель выздоровевшего Александра и выдан за якобы умершего императора. 2) Это был забитый шпицрутенами солдат, похожий на Александра (такой точки зрения придерживался Л. Н. Толстой в незавершенной повести «Посмертные записки старца Федора Кузьмича»). 3) За усопшего царя был выдан скончавшийся от болезни солдат из Таганрогского гарнизона.

Самым надежным источником сторонники этой точки зрения считают тотчас же распространившиеся слухи, в которых фигурировали все эти версии, и воспоминания и рассказы доктора Тарасова, поведение и позиция которого давали немало оснований для подтверждения того, что Александр не умер 19 ноября 1825 года, а оставался жить дальше.

В отличие от первого лейб-медика Василия Яковлевича Виллие – опытного врача и не менее опытного царедворца, Дмитрий Клементьевич Тарасов вторым достоинством не обладал. Он был сыном бедного священника, и только случай сделал его царским лейб-хирургом.

Тарасов находился у постели Александра пять последних суток – с 14 по 19 ноября 1825 года.

В своих воспоминаниях Тарасов резко расходится со всеми другими очевидцами смерти Александра, утверждая, что еще за час до кончины он был в сознании, спокойным и умиротворенным.

Когда же врачи, вскрывавшие тело Александра, подписали об этом свидетельствующий акт, то Тарасов его не подписал, а подпись его была подделана.

Дальше – больше: когда князь Волконский попросил Тарасова бальзамировать тело, он отказался, мотивируя свое несогласие тем, что всегда испытывал к государю «сыновнее чувство и благоговение».

Затем Тарасов сопровождал гроб Александра из Таганрога в Петербург, после чего остался служить придворным врачом.

А дальше мы расскажем о том, что произошло после» официальных похорон императора.

В бытность Тарасова в Царском Селе к нему иногда приезжал его племянник – воспитанник Петербургского Императорского училища правоведения, ставший затем профессором Московского университета. Профессор Иван Трофимович Тарасов оставил воспоминания о том, что его дядя, касаясь Александра I, всегда говорил: «Это был святой человек» или: «Это был человек святой жизни».

Доктор Тарасов охотно рассказывал об Александре, но никогда ни слова не произнес о его кончине, а как только распространилась весть о старце Федоре Кузьмиче, то он и здесь всячески избегал каких бы то ни было разговоров.

И. Т. Тарасов утверждал, что его дядя, несмотря на глубокую религиозность, никогда не служил панихиды по Александру. И лишь в 1864 году, когда до Петербурга дошла весть о смерти Федора Кузьмича, доктор Тарасов стал служить панихиды, однако делал это тайно.

Его племянник узнал об этом не от дяди, а от его кучера. Кроме того, он узнал, что эти панихиды доктор Тарасов служил где угодно – в Исаакиевском соборе, в Казанском соборе, в приходских церквах, но никогда – в Петропавловском соборе, где находилась официальная могила Александра.

Однажды мать профессора И. Т. Тарасова сказала в присутствии тогда уже пожилого Дмитрия Клементьевича:

– Отчего же император Александр Павлович не мог принять образа Феодора Кузьмича? Всяко бывает, судьбы Божии неисповедимы.

Доктор Тарасов страшно взволновался, как будто эти слова задели его за больное.

И еще на одно обстоятельство, касающееся доктора Д. К. Тарасова, обращают внимание сторонники этой версии: он был необычайно богат, имел и большой капитал, и собственные дома, которых не смог бы нажить самой блестящей медицинской практикой.

То, что вы прочли сейчас о докторе Тарасове, есть лишь один из многих аргументов в пользу того, что Александр не умер в Таганроге 19 ноября 1825 года, но если перечислять их все, то нужно было бы написать еще одну книгу, не меньшую по объему, чем эта.

Десятки квалифицированных историков вот уже полтора века пытаются ответить на вопрос: умер Александр в Таганроге в 1825 году или же 20 января 1864 года в Томске совсем под другим именем.