Читать книгу "Небьющееся сердце - Инна Бачинская"

– Я же люблю тебя, дурочка! – закончил он растроганно.

– У тебя уже есть покупатель? – деловито спросила Марта, оставив без внимания мужнину лирику.

– Есть! Но если… – Арнольд собирался соврать, что это только идея, и если она, Марта, против, то он ни за что…

– Кто он? Я его знаю? – перебила его Марта.

– Конечно, знаешь, – сказал Арнольд. – Это Костя Крыников, помнишь, картину тебе подарил?

– Я не против, – сказала Марта тихо.

Арнольд почувствовал себя разочарованным. Он приготовился к долгой борьбе, отрепетировал всякие убедительные слова и жесты, а оказывается, ничего этого и не нужно было.

– А сколько он тебе предлагает?

– Ну, о цене еще рано! И потом, я буду называть цену, а не он. Знаешь, это, оказывается, довольно ценная вещь. Откуда она у твоей тети?

– От мамы.

– А как же она ее в блокаде сохранила?

– Сохранила. – Марта снова вздохнула.

– Просто удивительно, такой булыжник, но эксперт говорит, что очень ценный… кстати, а тетя не оставила тебе никаких бумаг? Откуда эта вещь у них взялась?

– Ее отец купил подвеску на Парижской выставке в тысяча девятисотом году.

– Да? Никогда бы не сказал! Я думаю, штук двадцать мы за нее возьмем.

– Сколько?! – В голосе Марты прозвучало такое изумление, что Арнольд сначала опешил, а потом сказал:

– Не меньше! Я думаю, Крыников согласится. Неплохо, а?

– Двадцать? – повторила Марта. – Ты шутишь!

– В чем дело? – спросил Арнольд, заподозрив неладное.

– Цена этой подвески не меньше полумиллиона!

– Сколько? – Арнольд не поверил своим ушам. – Сколько?

– Полмиллиона! Долларов, естественно. Да нет, я думаю, гораздо больше!

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Арнольд.

– Тетя Леося приложила документы – диплом и сертификат о подлинности, там же имя ювелира, купчие бумаги… все, одним словом. И журнал аукциона, современный уже, где есть другая вещь этого же автора, рубиновые серьги. Десять лет назад их продали за шестьсот пятьдесят тысяч долларов. А подвеска еще дороже из-за камня. Здесь камень уникальный. А ювелир работал в мастерской Фаберже.

– Это который яйца? – пробормотал ошеломленный Арнольд. – Настоящий?

– Да! Сейчас я тебе все покажу! – Марта побежала в спальню и минут через пять вернулась, неся знакомый уже желтый замшевый мешочек и пакет с документами. – Смотри! – Она раскрыла на нужной странице каталог аукциона «Сотбиc» десятилетней давности и показала Арнольду. Но Арнольд и так уже поверил ей. И ему стал понятен интерес Крыникова к нему, Арнольду, его внезапная дружба… и это после того, как он тогда так подставил его. «Кусков на пять-шесть потянет», – вспомнил он слова Крыникова. «Пять-шесть!» Ах ты, гад! Ах ты, сволочь! А он, идиот, слюни распустил, щеки надувал… свою цену называл… «Для тебя, Костик, все, что угодно!» А этот подонок смеялся над ним! Уж он-то со своим проходимцем Басти точно знают, что это такое!

Мысль о том, как легко его чуть не надули, испортила ему настроение. Он посмотрел на цветную фотографию рубиновых серег, проданных за шестьсот пятьдесят тысяч долларов и текст под ней, который понял с пятого на десятое: Изделие Холстрома (мастерская Faberge) огранка в виде розы, общий вес около 14.00 карат в платиновой оправе, грушевидной формы рубины, интенсивной окраски, темно-красные с лиловой искрой, приблизительно 1898 год. И цена – шестьсот пятьдесят тысяч баксов! Тут и понимать было нечего – все ясно как на ладони! Не надо было быть специалистом, чтобы понять, что подвеску и серьги делала одна и та же рука.

Некоторое время он молча смотрел на жену. В первый раз в жизни ему было стыдно перед ней.

– А что это? – спросил он, указывая на медаль желтого, похожего на медь, металла, сантиметров шести в поперечнике, которую Марта вытащила из пакета с документами.

– Медаль участника выставки, видишь, тут имя выбито – И. Марков. Это мой прадед, Иван Марков, он возил туда пшеницу на продажу. Тогда они у нас покупали, а не мы у них. Подвеску он купил для своей жены, моей прабабки, Елизаветы Михайловны…

Арнольд чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Взяв в руки медаль, он стал рассматривать ее. На одной стороне медали была изображена женская головка в шляпке-колпаке, на другой – летящие женщина и мальчик с факелом[8]. И надпись по кругу – Exposition Universelle Internationale[9].

«Лох! – подумал Арнольд о себе. – Мог ведь хотя бы в библиотеку сходить, поинтересоваться… Двадцать штук! Недоносок! Ладно, теперь посмотрим, чья возьмет!»

Он чувствовал, как растет в его сердце ненависть к удачливому жулику Крыникову, миллионеру, который чуть не кинул его, как… как… пацана… вахлака деревенского! Ворюга!

Марта сидела, глубоко задумавшись. Лицо ее было печальным. Казалось, она забыла о муже. Арнольд взглянул на нее раз, другой, не решаясь заговорить. Ему внезапно стало жаль себя, Марту – хорошая ведь баба, таких поискать, а что за жизнь у нее? Муж – дурак и мелкий жулик, бабник к тому же… Какие деньги были в руках и – ничего! Все ушло как песок сквозь пальцы… на игру, на баб… Он вспомнил, как швырнул драгоценную норковую шубу к ногам какой-то дешевой певички… сейчас и не вспомнить, как звали… Он упивался их лестью, их восхищением, чувствовал себя крутым мужиком. Дешевка!

Он посмотрел на Марту, и его охватило такое чувство вины, что даже слезы навернулись на глаза. Единственный родной человек, подумал он, Марта! Еще была бабушка, и все! Никого больше не было и не будет никогда. Мать не в счет. А ты – жлоб, сказал он себе, скажи спасибо судьбе, что есть Марта, есть родная душа, есть угол, где примут, обогреют, простят и накормят. И ведь ни одна сучка мизинца ее не стоит, растравлял себя Арнольд. А сколько их было…

Марта похожа на бабушку, подумал он вдруг, обе добрые и любят его… любили… нет! Марта любит, а бабушка любила. Только бабушка была очень умная, во всяком случае в его детском восприятии, а Марта не очень. Ну и пусть, так даже лучше. Он вдруг неожиданно для себя взял руку Марты и поцеловал. И хотя он никогда раньше не целовал ей рук, Марта не удивилась и только посмотрела рассеянно, словно мысли ее были где-то очень далеко.

Бабушка Арнольда, Мария Августовна, происходила из семьи немца-колониста, поселившегося в незапамятные времена в городке К. – крупной узловой железнодорожной станции на юге Украины. Среда обитания здесь была пестрой – бок о бок уживались украинцы, поляки, русские, немцы. Разводили яблоневые сады, работали на железной дороге и беспробудно пили. Весь ритм жизни диктовался железной дорогой. Это был Молох, которому поклонялись, от которого кормились, который карал и миловал. Жизнь была размерена от поездки до поездки. Арнольд помнит, как собирался «в поездку» дядя Антон, двоюродный брат матери, надевал тужурку, от которой пахло паровозным дымом, фуражку, как его жена, тетя Люда, готовила тормозок со снедью. Дядя Антон был машинистом – аристократом от рабочего класса. Сильно пил и по причине пьянства раз или два даже отстранялся от поездок и переводился в механики.