Читать книгу "Фантазерка - Наталья Нестерова"

– Ишь, присосался, — хрипло сказал Егор.

Он имел в виду не только жадные движения губами ребенка, но и то, что малец крепко присосался к их жизни. Не оторвешь теперь. Да и пусть.

Утром первой влетела в квартиру Анюта:

– Где мой братик?

У Люды свалился камень с души, она боялась, что родные дети заревнуют, потребуют избавиться от подкидыша. Но Аня с Димкой проявили редкое единодушие, одобрив желание родителей усыновить ребенка. Люда и Егор, гордые тем, что воспитали детей добрых и чадолюбивых, не подозревали, что не последнюю роль сыграла политически корыстная мысль детей: мама с папой теперь полностью замкнутся на маленьком, у них не останется сил и времени вмешиваться, контролировать жизнь взрослых детей.

Димка переставлял мебель в квартире, собирал детскую кроватку и помогал по прочим хозяйственным делам. А дочь развила деятельность, которая поначалу вызвала бурное сопротивление родителей. Журналисты уже почти отстали, но Анюта сама им названивала, приглашала приехать.

– Да поймите вы! — убеждала она родителей. — Без четвертой власти, без газет и особенно телевидения, вам Егорку никто не отдаст. Заберут силой, а чтобы усыновление оформить, Мишка участковый прав, полгода чиновничьи пороги обивать придется.

Общение с массмедиа Анюта взяла на себя. И говорила свободно, точно завсегдатай ток-шоу или знаменитая артистка, привыкшая общаться с газетчиками. Люда и Егор диву давались: где дочь нахваталась подобной свободы?

Конечно, Аня привирала, сообщая, что родители с первой минуты решили усыновить ребенка. Но не забыла упомянуть про участие посторонних людей, соседей, принесших детские вещи, игрушки.

Когда Анюту спрашивали, правда ли, что ее мама кормит ребенка грудью, тупила взор и как бы нехотя произносила:

– Это достаточно интимный момент. Но я все-таки скажу: да, правда. Медики наблюдают редчайший феномен, когда у нерожавшей женщины возникает лактация. С нравственной точки зрения это еще раз подтверждает глубину чувств моих родителей, их моральное право на усыновление ребенка.

На то, что родители должны получить документы об усыновление без волокиты и без необходимости расставания с Егоркой, Анна напирала более всего.

– Только представьте, какое волнение испытывали мои мама и папа, как изменилось их мироощущение! И тут приходят врачи, милиция и требуют отдать спасенного ребенка неизвестно куда и непонятно зачем. Вдумайтесь над парадоксальностью и аморальностью подобной ситуации.

Без демонстрации Егорки маленького, Люды и Егора обойтись, понятно, было нельзя. Скованные и наряженные, с Егоркой на руках, приемные родители выглядели перепуганными отшельниками, вытащенными на обзор публики.

– Скажите, — спросили Егора, — какие чувства вы испытывали, когда нашли ребенка?

– Перепугался я, — честно ответил Егор, — а потом разозлился.

– Папа не знал, — встряла Аня, — жив ли ребенок. А его понятные злость и гнев относились к преступной матери, зашвырнувшей ребенка в отходы.

– Что вами двигало, — задали вопрос Люде, — когда вы решили усыновить младенца?

– Мне его Бог послал, — неожиданно выпалила Люда и еще крепче прижала к себе Егорку, точно его могли забрать силой.

И опять на выручку пришла Анюта. Изобразила смущение человека, который не хотел выдавать некоторые сведения, да приходится:

– Дело в том, что моей маме накануне приснился вещий сон. Хотите верьте, хотите нет, но во сне к маме пришла моя покойная бабушка и сказала, что Бог им пошлет ребенка.

Журналисты довольно переглянулись: отличный факт, народ нынче падок на мистику.

Люда хотела поправить дочь: сон ей приснился, когда Егорка уже появился в доме, но постеснялась.

Анюта развивала успех. Она обратилась лично к мэру (который шел на переизбрание) с просьбой восстановить справедливость, помочь ее родителям с усыновлением «моего младшего братика Егорки».

Вечером по местному телевидению показали врачиху, которая первой приходила к Люде и требовала положить ребенка в больницу. Люде стало жалко эту задерганную женщину, которая отдувалась за все государство и твердила про инструкции.

На следующий день телевизионные страсти продолжились. К Поповым прибыли лично мэр и главный врач детской больницы. При свете юпитеров мэр пообещал всяческое содействие. Анюте палец в рот не клади, тут же предложила мэру стать крестным отцом Егорушки. На что он с барской щедростью согласился. Анюта тут же завела речь о том, что маме положен оплачиваемый декретный отпуск. «Разберемся», — обнадежил мэр. Главный врач сказал, что ребенка надо все-таки обследовать, но лежать в больнице он будет вместе с приемной мамой, в отдельной палате. Да и самой маме ввиду неожиданной лактации требуется врачебное наблюдение.

Утром Люду и маленького Егорку собирали в больницу. Люда не могла сдержать слез. Ходила по квартире и тихо плакала. Ее в три голоса убеждали, что все будет в порядке, Егорку теперь никто не посмеет забрать. Люда кивала и продолжала лить слезы. Она не могла внятно объяснить почему. Плачет и все. Из-за облегчения и страха: Егорка останется с ними, но вдруг у него обнаружат болезни? И потому что гордится мужем и старшими детьми до слез, и потому что Аня и Дима уезжают, и потому что не уверена, хватит ли сил воспитать младшего сына, ведь они с Егором уже не такие шустрые, как в молодости. Словом, причин для слез было много, но все они надуманные, даже глупые.

– Чего плачу, чего плачу, — вытерла Люда лицо. — Вот у нас мэр вчера был, а я хрусталь в серванте не успела помыть и шторы новые повесить.

– Ваша мать… — покачал головой Егор.

– Неподражаема, — сказала дочь.

– Второй такой не отыскать, — улыбнулся сын.

Егор только набрал воздух, чтобы сказать…

– Между нами, девочками! — сквозь слезы рассмеялась Люда.