Читать книгу "Я живу в этом теле - Юрий Никитин"

Я смотрел на этот снимок, и все тело медленно начиналоостывать, замерзать. Сердце билось все медленнее, тише, крови зачерпывало постоловой ложке, а потом и вовсе по чайной. Я чувствовал, как отнимаютсяноги, – кровь туда поступать перестала…

Двигаясь, как таракан, внезапно попавший на льдину, яневерными движениями добрался в квартиру, там приколол этот лист на стену засвой спиной. Хотел впереди, но убоялся, что не вынесу такого вот перед глазами…А за спиной – ладно. Пусть холодок страха тревожит не в полную мощь…

Звякнуло из прихожей, от двери. Но звонок только похож нателефонный, а телефон там же, в прихожей, на столике стоит молча. Я снял трубкудомофона:

– Алло?

Слабый голос в мембране прокричал:

– Это я. Гена!

– Привет, – ответил я. Палец уже нащупал чернуюкнопку. В коробочке домофона пискнуло, слышно было, как там, далеко внизу,ответил механизм металлической двери.

Еще минуту полз лифт, потом тяжело ударилась в косяк егодверь, а я открыл дверь квартиры, не дожидаясь звонка.

Гена, могучий мужик вдвое меня старше, сунул широкую ладоньдля ритуального пожатия, он относится к этому жесту очень серьезно, похлопал поплечу и сказал, что хорошо выгляжу, – это тоже часть здешних ритуалов,затем я провел его на кухню, он потер ладони при виде смолотого кофе:

– Ты все налегаешь на черный яд?

– Не отказываюсь, – ответил я.

– А вот мне моя стерва даже…

Я поставил джезву на огонь, разогрел воду, всыпал размолотоев порошок и размешал кашицу, а за столом все бубнило, жаловалось на стерву женусущество по имени Гена: живет со своей самкой в тесной квартирке и почти неразлучается, как еще не убили друг друга, – потом я налил ему кофе, а онвсе жаловался, бубнил, обвинял…

Я придвинул ему чашку.

– Сахар клади сам… Кстати, как тебе это фото?

Он раздраженно мазнул взглядом, буркнул о хорошейполиграфии, снова повернулся ко мне.

– А она, стерва, сказала…

– Не то, – прервал я. – Ты сможешь отыскатьсвой дом?

Он взглянул недоумевающе, но что-то в моем тоне насторожило,он нехотя повернулся, долго всматривался. Буркнул:

– Какой к черту дом! Тут и город не определишь… Вот тутвроде бы должна быть Москва. Ну да, я ж проходил географию. Вот тут рельефтакой, а эти две голубые ниточки, должно быть, реки… Ока и Волга? Москву-рекутут не разглядеть и в лупу… А сам город должен быть вот тут.

Он уверенно ткнул пальцем. Я пригляделся.

– Уверен? Там ничего не видно.

– Это же не карта, – окрысился он. – Да ещекрупномасштабная! Это снимок со спутника. Пусть даже порхал низко, но все-таки…Вот тут Москва, точно. Видишь, тут некое серое пятнышко. С маковое зернышко, норассмотреть можно.

Я прищурился, всматривался, удивился.

– Такая крохотная?.. Это же надо.

– Со спутника, – сказал он раздраженно. – Нес самолетишки.

– Ничего себе, какая кроха, – прошептал я,чувствуя в самом деле неясную печаль. – А как же рассмотреть твой дом?

Он буркнул зло:

– Еще скажи: рассмотреть меня! Не понимаю, к чему тыклонишь?

Фотография все еще была перед ним, и он смотрел, смотрел,смотрел. Сперва на то место, где должна быть Москва, потом окинул долгимвзглядом всю фотографию, даже опустил взор за край, все-таки на фото умещаласьтолько часть земного шара, снова поискал глазами серое пятнышко, котороеразмером с маковое зернышко.

Я видел, как с его красного от злости лица медленноотхлынула кровь. Он стал двигаться медленнее, без суетливости, раздражения.Смотрел на материки, океаны, моря, лицо вытягивалось, и я видел по нему, чтоневольно сопоставляет масштабы дикой невозделанной планеты с пятнышками,затронутыми человеческой деятельностью. И если пятнышко Москвы увеличить вомного-много раз, то можно будет разглядеть крохотные зернышки высотных домов. Аесли и зернышки высотных домов увеличить во много-много раз, то в одной ячейкетакого дома можно будет разглядеть крохотное пятнышко человека, который готовбиться в истерике лишь потому, что жена что-то не так сделала или сказала…

Я услышал шумный вздох. Он повернулся, лицо было застывшее,как маска покойника. Ровным голосом сказал негромко:

– В самом деле… чего это я? Ну, дурак и дурак. Тыпрости, что я так вот…

– Ты о чем? – спросил я.

– Не знаю, что на меня нашло.

– Ничего, – сказал я неуклюже. – Главное, чтосейчас отошло.

Он покосился на фотографию. По лицу пробежала едва заметнаясудорога. С трудом перевел взгляд на меня, бледные губы слегка раздвинулисьнаподобие улыбки:

– Давно у тебя?

– Сегодня повесил.

– Да?.. Гм… Лучше сними.

Голос был напряженным. Я взглянул в его тревожные глаза:

– Зачем?

– Да так. Что-то нехорошее в такой фотографии.

– Страшно? – спросил я.

– Ну… не совсем то, что страшно, но что-то в нейпугающее.

– Я знаю, – ответил я. – Потому и повесил.

Он отхлебнул кофе, поморщился: горячо, подул, пошарилвзглядом по столу, но, все не поднимая глаз, так же и сказал неодобрительно:

– Зачем?.. Это пропасть.

– Пропасть? – повторил я с холодком по коже.

– Бездна, – сказал он глухо. – Заглядывать внее… не стоит.

– Звездное небо, – повторил я непонимающе, –это бездна?

– Она самая, – сказал он. – А не смотри, чтосверху. На самом деле она под ногами! Чуть зазеваешься – тут же…

– Да трудно зазеваться, – ответил я, мои глазаследили за каждым его движением. – Когда все время чем-то да занят, верно?

– Похоже, – буркнул он с неприязнью, – тысовсем не занят. Как сказал один поэт… за дословный перевод не ручаюсь: если ксчастью мир не сумеет найти дороги прямой, счастлив безумец, который навеетчеловечеству сон золотой.

Я перевел взгляд на фотографию, от которой веяло космическимхолодом.

– Ты о том сне, что Земля – плоская и накрытахрустальным куполом?

– И об этом тоже… Ты какой кофе брал: «Бризант» или«Искандер»?

– «Искандер», – ответил я. – Но в кофемолкеоставалась пара зерен «Президента». А какие сны еще?

– Разные, – отмахнулся он. – Похоже, тебянадули. Либо «Искандер» не подлинный, либо вместо «Президента» вообще пилкакую-то дрянь. Я бы на твоем месте закатил скандал и потребовал возмещенияубытков. Сейчас с этим строго! Тебе либо тут же бесплатно пачку лучшего кофе,либо возместят деньгами. Конечно, баксы не главное, но зато моральноеудовлетворение…