Читать книгу "Крест Евфросинии Полоцкой - Ольга Тарасевич"

Гордость! Огромная величественная постройка, судя по строгости архитектурных форм, является очень древней, век XII–XIII, не позже. Рядом с храмом изгибается узкая речушка. Окаймляют зеленую поляну вековые деревья. Идеальное место, уникальный храм. И с учетом времени его возведения как не гордиться зодчими, сумевшими создать такую красоту. Только искренняя вера людей, должно быть, помогла камню застыть в величественных стенах и куполах, один вид которых свидетельствует о вечной жизни в Боге.

И вместе с тем досада! Осыпавшаяся с фасада штукатурка обнажает красный кирпич, потемнел купол, а деревянная, обитая темной ковкой дверь, кажется, едва держится на петлях. Как дверь какого-нибудь деревенского сарайчика.

– Отец Алексей, вот вы мне объясните, – завелась Лика. – Почему новые церкви растут, как грибы, а старые храмы не реставрируются! Я давно не ездила по Золотому кольцу России, но что-то мне подсказывает, что вид наших уникальных церквей если и улучшился, то незначительно. И вместе с тем —музейный мрамор храма Христа Спасителя. Почему так происходит?

– Со Спасо-Преображенской церковью в Зареченске происходят странные истории. В советские времена она использовалась как зернохранилище. И стены с уникальными фресками XII века замазали краской. Первый этап работ по раскрытию фресок начался очень давно, еще при Советском Союзе. Потом перерыв был. А теперь, наверное, лет десять художники активно занимаются храмом. Но сейчас реставраторов в церкви нет, хотя раскрыто не больше половины росписей. То деньги заканчиваются, то этих специалистов просят помочь в других храмах.

– Которые, как и в советские времена, надо сдать к определенной дате, – перебила Лика, с досадой вглядываясь в полуразрушенные стены. – А до маленького Зареченска все руки не доходят.

Отец Алексей тяжело вздохнул.

– Неисповедимы пути Господни. Даст Бог, и в Спасо-Преображенскую церковь придут верующие, и молиться, и исповедоваться, и причастие принимать. А про храм Христа Спасителя зря вы так критически отзываетесь. Доброе дело сделано, богоугодное.

– Ну! – Лика оглянулась по сторонам и засунула руки в карманы джинсов. – И где же охрана?!

– Но я так понял, задержан еще какой-то человек. Зачем здесь теперь милиция?

– Все равно, – Лика отбросила с лица длинные светлые, перепутанные ветром волосы, – такие места надо охранять! Вы посмотрите, что творится! Ох уж это наше разгильдяйство!

Словно подтверждая ее слова, жалобно скрипнуло распахнутое порывом ветра небольшое окошко.

– Но храм пуст, утвари и икон в нем нет, – тихо сказал отец Алексей. – Только фрески.

– Знаете, с нашим народом, – Лика подергала за кольцо на потемневшей двери церкви, потом скептически посмотрела на окошко с торчащими в раме обломками стекла, – с нашим народом, который несет все, что под руку подвернется, надо всегда держать ухо востро. А как у вас с физподготовкой? Дверь закрыта, у кого ключи, не понятно. Будем лезть через окно?

Священник кивнул, и Вронская пошла к своему припаркованному неподалеку «фордику».

– Какая я практичная барышня! – прокричала она, открывая багажник. – Домкрат, запаска, аптечка. И, что теперь более чем кстати – фонарик! Отлично! Батарейки не сели!

Когда Лика, вручив отцу Алексею фонарь, завертела головой у окошка, священник предложил:

– Давайте я вас подсажу. Вы такая маленькая и… хрупкая… Или, может, лучше я сам осмотрю алтарь? Все равно ведь находиться там могут только священники. А женщинам входить в алтарь вообще запрещено.

Вместо ответа Лика вцепилась в подоконник и, упираясь ногами в стену, стала карабкаться наверх.

«Не надо меня трогать, – думала она, кусая губы от напряжения. – И так голова кружится от глаз, от голоса. От любви. Не уверена, что удержу себя в руках. Совсем не уверена. Опять, как пить дать, полезу целоваться. Нет, милый, не трогай меня, потому что я за себя не отвечаю».

Забравшись на подоконник, она уставилась в темноту, пытаясь различить хоть что-нибудь в прохладном сыром мраке. Но пришлось констатировать: ничего не видно. И почему-то становится немного страшно.

– Дайте мне фонарик, – прокричала Вронская.

Желтый прожектор света скользнул по стенам. Одухотворенные лики, огромные глаза. Как это могли замазать темной краской! Леса, доски, груды строительного мусора на полу…

Но окно расположено невысоко. Можно прыгать!

Через полминуты рядом с Ликой уже стоял отец Алексей.

– Вам в рясе, наверное, неудобно?

– Все в порядке, – священник перекрестился. – Давайте фонарик и ждите меня здесь!

– Хорошо, – пробормотала Вронская и опустилась на обломок какого-то ящика.

От волнения ее мысли путались. Неужели сейчас ей посчастливиться увидеть тот самый крест? А Володя, получается, был прав в своих подозрениях насчет причастности ФСБ. Задержан сотрудник этого ведомства. Неужели это он убил внуков своего коллеги? Вот мразь!

А отца Алексея все не было. Только желтый лучик света вспарывал темноту…

* * *

Сергей Филимонов посмотрел на приоткрытое окно и усмехнулся. Руки-то в наручниках. Но можно изловчиться, взобраться на подоконник, и поминай как звали. Неумело действует местная милиция. И задерживали его неумело. Ничего не стоило расшвырять появившихся у церкви милиционеров и удрать. Этого не произошло лишь по одной причине. Он делал все, что только мог, для того, чтобы разыскать крест. И если усилия насмарку, то это означает лишь одно. Все-таки не ему суждено отыскать эту реликвию и передать ее церкви. Не ему. Кому-то другому…

…Из близких родственников у него – лишь отец. Так получилось. В детстве это казалось совершенно непонятным. У всех ребят – если не братья и сестры, то уж бабушки-дедушки и мама – всенепременно. А у него – только папка. Почему?

– Мои родители на войне погибли, – объяснял папа. – Маминых родителей вскоре после Великой Отечественной тоже не стало. А мамочка умерла, когда тебя рожала. Не смогли ее врачи спасти. Быстро вытри глаза! Ты – мужчина, а мужчины не плачут.

И Сережа послушно утирал слезы. Папу нужно слушаться. Потому что отец – самый лучший. Вот скорее бы вырасти и стать похожим на него, такого сильного, высокого. И веселого, и доброго…

Всепоглощающая любовь дополнилась с годами таким же абсолютным уважением. Сергей рано узнал, где работает папа. И его привлекла не столько романтика профессии, сколько самоотверженность и преданность отца. Своему делу. Родине.

Будущая жизнь представлялась Сергею в общих чертах совершенно понятной. Окончание иняза, затем института национальной безопасности. И работа в спецслужбе. Рядом с отцом. Есть чей опыт перенимать, есть на кого равняться.

Но все вышло совсем по-другому. Не было ни совместных походов на работу в желтое здание на Лубянской площади. Ни раскрытия профессиональных секретов и навыков. Ничего…