Читать книгу "Коричневые башмаки с набережной Вольтера - Клод Изнер"

Вдруг по торговому залу распространилось зловоние. Потянув носом, месье Мандоль поддернул брючины, чтобы осмотреть подошвы своих ботинок. Рафаэлла де Гувелин выбранила собак и обнюхала каждую по очереди. Ее приятельница Матильда де Флавиньоль полезла в бездонную сумку, извлекла оттуда упаковку анисовых пастилок и принялась нервно ее потрошить. Закинув в рот целую горсть, она промокнула уголки губ кружевным платком и приготовилась извиниться за свой гастрит. Герцог де Фриуль обследовал подкладку собственного цилиндра, прикидывая, не пора ли покупать новый головной убор. Альфонс Баллю метнулся к подсобке в надежде, что никто за ним не последует. Кэндзи подышал в кулак, с ужасом подумав, что, наверное, напрасно пообедал сегодня кроликом под горчичным соусом. Виктор попросил Жозефа проветрить помещение.

Пока все отодвигались подальше друг от друга, обмахивались всем, что под руку попало, и зажимали нос, источник перемен в атмосфере явил себя взорам в образе неряшливо одетого букиниста, источавшего кошмарный запах чеснока и перегара.

Все, кто до этого считал себя виновным, немедленно успокоились и объединились в дружном порыве негодования против ароматического агрессора. Не обращая ни малейшего внимания на гневные взгляды, Вонючка тем временем, откашлявшись и отряхнув одежду, словно для пущего благоухания, мило улыбнулся Альфонсу Баллю, который, вывалившись из подсобки, оттеснил его от прилавка.

– Дражайший Альфонс, сдается мне, в этот час вы должны быть на работе в духовном ведомстве, – обронил Виктор.

– Кузина у меня занемогла, спешу на помощь.

– Мадам Баллю – спартанская женщина, она исполняет свои служебные обязанности с неслыханным рвением в болезни и в здравии. Но всякий раз, когда я встречаю вас в нашем квартале, вы говорите мне, что она прикована к постели.

– Вы еще расследование на эту тему устройте, месье Легри.

– Я всего лишь констатирую факт. Кстати, в нынешней потасовке депутатов, о которой вы поведали, нет ничего смешного. Боюсь, как бы это не стало эпидемией – во Франции идеи заразны.

Матильда де Флавиньоль решилась вмешаться в разговор, чтобы не упустить случай блеснуть умом перед книготорговцем, в которого она была втайне влюблена. Впрочем, ее могучая грудь, обтянутая блузкой из шотландского шелка, привлекала больше внимания со стороны Альфонса Баллю, нежели Виктора.

– Я разделяю вашу точку зрения, месье Легри. Водевильную сценку в нашей палате депутатов можно уподобить драме, которая сейчас разыгрывается в Неаполе. – Матильда понизила голос: – Там свирепствует недуг, окрещенный «белой смертью», его причины – малокровие, недоедание и… отсутствие гигиены. – Она недобро покосилась на Вонючку.

Тот невозмутимо развязывал бечевку на книжице, только что извлеченной из кармана.

– Вы тоже пользуетесь красной бечевкой! – вырвалось у Виктора.

– Красной, коричневой, желтой, зеленой – мне без разницы. Главное, чтобы зеваки, которые ничего не покупают, не трепали мои книжки.

– Это очень разумно, – одобрил Виктор. – А не подскажете, где такую бечевку раздобыть?

– Купите у Амадея – это уличный торговец канцелярией, поклонник моды времен то ли Карла Десятого, то ли Людовика Восемнадцатого. У меня, знаете ли, с датами и эпохами не очень…

– Даты и эпохи чрезвычайно важны, – наставительно заметил профессор Мандоль. – Они показывают нам, что судьбами народов правят влиятельные семейства и что история вечно ходит по кругу. Неужто стоило устраивать революцию, чтобы потом подставить шею под ярмо корсиканского императора, двух братьев Людовика Шестнадцатого, их кузена Луи-Филиппа и, наконец, племянника корсиканца, который привел нас к поражению в Седане! Да здравствует Республика!

– Я бы хотел узнать мнение месье Мори о стоимости этой книги, – сказал Вонючка. – На титульном листе гравированный на дереве портрет автора.

Кэндзи взял книгу и прочитал:

Путешествие Эмэ Тоара, венского дворянина,

или Наставление Феопомпа Хиоского к вечной жизни

Издано Дидо-старшим

M. DCCCXII

– Тысяча восемьсот двенадцатый год, – перевел римские цифры месье Мандоль.

– Дайте-ка взглянуть, – попросил Виктор. – По-моему… человек на портрете – вылитый Амадей. Что скажете, Жозеф?

– Да, пожалуй, похож, – покивал молодой человек.

Кэндзи вздрогнул. Он вспомнил, что слышал имя Амадей во время допроса папаши Гляди-в-Оба в кабинете старшего комиссара Вальми.

– Где вы ее купили? – спросил Виктор букиниста.

– Тиролец сбагрил мне целый ворох макулатуры в прошлом месяце, и сам не заметил, что в кучу дешевого мусора попало это сокровище, – ухмыльнулся Вонючка.

– Тиролец? – не понял месье Мандоль.

– Жорж Муазан, король набережных.

– Тиролец – букинист получше многих, – заметил Кэндзи.

– Итак, месье Мори, какую цену назовете? – поторопил его Вонючка.

– На книгу в таком состоянии? Источенную червями? Да вдобавок с пометкой «том второй»? Пять франков, не больше!

– Всего пять франков? Вы меня убиваете, месье Мори. А вы, месье Легри, согласны с этой смехотворной ценой?

– Ну… я бы дал вам десять франков.

Кэндзи сердито покосился на Виктора, но не стал выражать неодобрения.

– О! – обрадовался Вонючка. – Раз вы так говорите, она стоит гораздо дороже. Оставлю пока при себе. Всем привет!

Виктор догнал букиниста на улице:

– Месье! А мнения Фюльбера Ботье вы не спрашивали?

– А то. Он пожелал узнать, откуда у меня этот томик, а когда я сказал, что это Муазан толкнул мне его за бесценок, отправил меня восвояси. Фюльбер терпеть не может Тирольца, они бранятся по всякому поводу, просто любо-дорого смотреть. В последний раз Фюльбер все допытывался, раздобыл ли Тиролец для него то, что он просил. Тиролец ответил, что раздобыл и оставит у Лефлоика перед поездкой в Кан.

– А что он должен был раздобыть?

– Пистолетный футляр в подарок на день рождения вашему зятю. Фюльбер посвятил меня в тайну, потому что я кое-что смыслю в старинном оружии. – Вонючка понизил голос: – С тех пор как нашли труп без головы в ящике Фюльбера, народец на набережной забеспокоился: Муазан-то как уехал в свой Кан, так и не вернулся…

– Вы думаете, что…

– О нет! Я с трудом могу представить себе Фюльбера, отпиливающего башку мертвецу. И потом, я вообще не имею привычки думать. Собственно, все уверены, что я еще не имею привычки слушать чужие разговоры. Битая посуда два века живет. Доброго дня, месье Легри.

Таша, устав рисовать, вернулась с Алисой и Кошкой из мастерской в квартиру. Воспользовавшись тем, что дочка заснула, она растянулась на кровати и развернула недавно полученное письмо от Пинхаса.