Читать книгу "Король - Андрей Посняков"

– Надо бы вызнать, где в шведском лагере пушки, – вглядываясь в туман, тихо промолвила девушка. – Завтра пойду.

– Я с тобой! Если что… – подросток красноречиво показал нож.

– Это можно, – одобрительно кивнула Сашка. – Только осторожно, без шума. Да с такой защитой мне сам черт не брат! Скажу королю – будешь представлен к награде.

Отрок неожиданно смутился:

– Да я ж не корысти ради! Аграфена, ты ж мне – как сестра родная. Да всем нам. Без тебя б пропали давно, сгибнули…

– Ла-адно, пошли уж. Где наша ни пропадала, – махнув рукой, девушка осмотрелась и решительно зашагала в сторону горящего невдалеке костра.

Странно, но у огня никого видно не было, и никакой котелок над пламенем не висел, никакая похлебка не булькала. Зачем тогда костер? Шатер этот? Кстати, свирепый часовой не обманул – действительно красный. И над пологом – герб. Какой-то зверь белый.

– Федь, это единорог? – оглянулась Сашка.

Мальчишка поднял глаза и прищурился:

– Он, он! Единорог и есть. Что я, единорогов не видал?

– Тогда все, ступай уже к нашим. Я ближе к утру приду.

– Ах, Графа…

Федька хотел было что-то сказать, но лишь махнул рукою. А что тут скажешь? Прекрасно все понимал парень – и зачем Сашка явилась в шатер, и что сие для всего общего дела важно. Малейший промах, просчет – вмиг вздернут. Деревьев в лесу много!

– Эй, есть кто дома? – подойдя к шатру, покричала рыжая.

Никакого ответа не последовало, хотя тот угрюмый, с желтым бабьим лицом сержант явно приглашал как раз вечером. И где ж это чучело в юбке черти носят? Л-ладно…

Судя по тлеющим в жаровне углям, распространявшим приятственное тепло, и по горящему светильнику, заправленному каким-то ароматным маслом, хозяин удалился вовсе ненадолго, и, верно, куда лучше было бы подождать его прямо здесь, а не на улице, привлекая жадные взгляды пьяных солдат.

Решительно скинув плащ, Сашка уселась рядом с жаровнею на походное ложе и принялась внимательно осматривать внутреннее убранство палатки. К большому удивлению девушки, временное обиталище сержанта гвардии шотландских гофлейтов Дункана Рутберга оказалось обставлено весьма скромно. Раскладной деревянный стол, стулья, два дорожных сундука – вот, пожалуй, и все, если не считать лежавшей на столе толстенной книги в черном, безо всяких украшений, переплете.

– «Библия», – привстав, прочитала девчонка. – Однако какой он набожный. Хотя кальвинские еретики, говорят, все такие.

Чуть выждав, рыжая с любопытством пошарила в сундуках, бесстыдно прикарманив кое-что по мелочи. Пару серебряных пуговиц, табакерку и небольшой мешочек с солью – больше брать было нечего, но не взять совсем ничего означало бы вызвать подозрения: что это за курвища, которая ничего не крадет? Странно.

Спрятав уворованное за подкладку плаща, Сашка потянулась и сладко-сладко зевнула. Сильно захотелось спать. Ну, еще бы – набегалась за целый-то день, а тут – уютно, тепло. Светильник зеленоватым пламенем мерцает загадочно.

В конце концов, а почему бы и не вздремнуть-то? Сержант явится – небось, разбудит. Сняв короткий кафтан, рыжая осталась в одном тоненьком платье из темно-серого, с красными вставками, сукна. Платье это подарила Сашке сама королева, причем обещала подарить еще – уже куда побогаче, праздничное.

Аккуратно поставив башмаки у входа, рыжая как ни в чем не бывало улеглась на чужом ложе и как-то незаметно уснула.

Лучше бы не спала!

Все прежние страхи навалились вдруг на нее, словно бы вырвались из Преисподней! Нагая Аграфена лежала в курной избе с разведенными в стороны ногами, привязаная крепкими сыромятными ремнями – так, что не вырвешься, не дернешься даже. Прямо над девушкой, над естеством ее, склонилась страшная старая ведьма, известная среди иных жителей Славенского конца как Пистелея-волхвица. Склонилась, копаясь в утробе юной грешницы железными, закаленными в крови трех младенцев, крюками… Аграфене-Сашке было страшно и больно! Так страшно и так больно, как не пожелаешь и лютому врагу. Пытаясь вырваться, несчастная напрягала жилы, чувствуя, как из нее мало-помалу вытекает жизнь. Не ее, Аграфены, жизнь, а жизнь еще неродившегося ребенка, коего по кускам резала, доставала, выскребывала из чрева грешницы старая крючконосая ведьма.

Рыжая кричала бы от боли, да не могла – во рту торчал кляп… а из нутра ее все тянули, тянули, тянули… словно жилы вытягивали: больно, страшно и мерзко!

– Оп, Ящер, оп, Симаргл, оп, Мокошь сыра-земля… – приговаривала древними словесами волхвица. – Уходи сила-Род, уходи… Мокошь-мать, прими жертву мою… Мокошь-мать, прими жертву мою… Мокошь-мать…

Летели окровавленные клочки в кадку. Клочки детского тела – плода. Нерожденного Аграфеной ребенка, коего зачала от боярского сына… не своей волею зачала, да не смогла вовремя вытравити… и не захотел боярин ублюдка. Вот и выскребли. Да в кадку…

– Мокошь-мать, прими жертву мою…

Снова крючок – в утробу… снова кровь… и муки… адские муки…

– Не помрет она, славная Пистилея? – шепотом спросила сидевшая в изголовье бабка Гурья. Из тех бабок, что девок в утешенье мужикам гулящим держат целыми избами. На Неревском конце все бабку Гурью знали. И не только на Неревском.

Вскинула ведьма глаза:

– А помрет, так что? Кому она нужна-то?

– Да я б ее к себе… Мне такие надобны…

– Тогда не помрет. Раз нужна хоть кому-то… Мокошь-мать, прими же-ертву мою-у-у-у…

Крючок кровавый тянул все жилы…

Ошметки нерожденного, выскребленного младенца продали колдунам, Аграфена же ничего, оклемалась, вылезла с того света. Только родить уже больше не могла. Никогда.

И снова крючок… И вопли…

– А ну-ка, вставай! Ты… ты кто? Ты как здесь? Да я, да я… Ах ты, блудница… Я вот тебе, вот, вот…

Сашка окончательно проснулась от того, что ее били плетью. Охаживали, словно скаковую лошадь, без оглядки – по голове, по груди, по бокам… Больно! Какой-то совсем незнакомый мужик. Сутулый, худой, с длинными корявистыми руками и сияющей лысой башкой. Весь в черном.

– Эй, эй, хватит! Я вовсе не к тебе пришла!

Вскочив на ноги, девчонка схватила туфлю и с силой запустила его в незнакомца:

– Вот тебе, гад!

Башмак угодил лысому прямо в постную харю, как раз под левый глаз. Мужчина явно не ожидал подобного отпора и несколько опешил. Сашке этого вполне хватило. С силой толкнув плешивого, она выскочила на улицу как была – в одном платьице, в одном башмаке… искать другой уж некогда было.

– Хватайте ее! Держите! – выскочив из шатра, заорал лысый.

Прямо к нему, пряча за спиной нож, выскользнул из темноты Федька. Улыбнулся:

– И вовсе незачем так кричать.