Читать книгу "Борель. Золото - Петр Петров"

— Нил прав, — сказал Стуков, затыкая ватой дупло ноющего зуба. — А не лучше ли… — Глаза секретаря блеснули, — не лучше ли поехать вам с Вандаловской… Пусть трест столкнет лбами двух спецов… Дело будет надежнее.

Гурьян выпрямился, зашагал по скрипучему полу. Перед глазами сливались портрет Ленина, Бутов и секретарь. Ему на мгновение показалось, что коричневый стол плывет по комнате, а чернильницы и пепельницы перелетают вялыми осенними мухами.

— Видишь, Василий, — начал он, потирая лоб, — сейчас нам нечем крыть… Мы разворошиваем пока старую пыль и начинаем перетрясать кое-что…

— А в чем же дело? — насторожился секретарь.

— В том, что у нас кругом шестнадцать. Мы не докончили постройки бремсберга и поэтому не можем полняком ставить в шахты вторую смену. Транспорта нет. А тут все грузы лежат на станциях, портятся и расхищаются.

— Это резонно, — вставил Бутов. — Кругом перетыка — там тонко и здесь рвется. Но надо бить в одну точку.

Гурьян усиливал шаг. Голова болела. Кажущийся минутами выход ускользал.

Стуков чертил в блокноте какую-то лестницу, упирал глазами в бумагу, не моргая.

— Да… там могут сказать, но… — секретарь отодвинул чернильницу, зеленеющая кляксами крышка нудно зазвенела по столу. — Знаешь, Гурьян. А если мы сейчас же действительно ударим на бремсберг и на воздушную дорогу? Подумай, пять сотен коммунистов, комсомол и две тысячи шахтеров… А старатели… Через месяц мы освободим часть коней и сделаем удар на шахту. Тогда и разговаривать будет легче…

Не дослушав до конца, Бутов взмахнул кулаком. В лампе боязливо замигал свет.

— Крепко отковал, Василий. Только я еще предлагаю вытряхнуть от руководства клыковщину…

— С этим успеется, — остановил его Гурьян. — Так нельзя. Иван Михайлович еще годится нам.

Бутов напялил на волосатую голову медвежью, похожую на ушат, шапку и затопал по крыльцу.

2

Приостановка подземных и открытых работ вызвала разговоры среди шахтеров, взбудоражила старателей. По деревням ездила делегация и по-заученному уговаривала:

— Товарищи, квартиры будут строиться для вас… Вот и списки… Значит, будет целевое строительство…

— Лесу еще не наготовили, а списки составили, — нагловато острил Алданец.

Но списки просматривали от первой до последней фамилии.

По столбикам номеров ползла и густела внизу черная борозда, — следы от грязных пальцев.

— Вам хотят предоставить культурный быт, — старалась Катя. — Пора же, товарищи, за дело взяться по-настоящему.

В эти дни на руднике появились люди из деревень. Новые пришельцы осторожно осматривалась, обстоятельно расспрашивали об условиях платы, о жилищах, харчах, записывались у Кати и разносили весть о выгодной наемке.

Грузовые машины в несколько очередей перебрасывали старателей и хозяйственных рабочих к подножию сопок. Наступившая оттепель бодрила людей. Нормы выработки давали кривую в сторону повышения. Впереди старателей ведущей непокорной силой шли бригады партийцев, комсомольцев, шахтеров.

На просеке быстро выросли несокрушимые лиственничные столбы. Они сложно увязывались поперечными, продольными и боковыми распорами. От поселка, от занесенных сугробами старательских становищ это диковинное сооружение казалось подвешенной на сопки огромной клеткой.

Бутов осторожно потрогал за плечо Вандаловскую и обнажил крепкие, рыжие от махры зубы.

— Катушку ты, Александровна, придумала важнецкую.

Она сдвинула на затылок шоферскую шапку и с белого высокого лба вытерла пот.

— Еще не совсем закончили… Обождите хвалить.

— Пойдет. Умственно сделано, — утвердительно сказал шахтер.

— Не хвалите, не хвалите, товарищ Бутов.

Вандаловская сдерживала улыбку, а она играла в ямочках щек, на губах.

На площадке, около спуска, толпились рабочие. Четыре толстые балки, переброшенные со скалы на первые столбы, внушительно поблескивали на солнце белотелыми баками. Располневший техник и Гурьян тяжелыми балдами заколачивали в скрепы воздушного моста последние костыли. Позади этой ревущей людской лавины непроглядно стояла замороженная тайга. К площадке подкатывали бревна с правой и левой стороны. Бревна загоняли концами в широкие пазы и спускали вниз, к поляне. А оттуда медленно полз навстречу людям накатной мост. Приготовленные оцинкованные канаты лежали гнездами перевившихся змей.

Мост подвигался к людям. И когда последнее бревно плотно прилегло к поперечной балке, Гурьян поднял голову и приставил ко лбу ладонь. Воздушная дорога летела на километр вниз распущенной лентой. Расстояние удлинялось наклонностью. Снующие по поляне люди, постройки поселка и тесовые темные шапки шахт казались маленькими вехами.

Сзади звучно гремел голос Татьяны Александровны.

— Накладываем бортовые канаты! Товарищ Бутов, следите за укреплением, а вы, техник, крепите балку.

Канаты обручами обогнули крепь и туго протянулись к четырем, стоявшим рядом, соснам.

— Кажется, прочно? — взглянула Вандаловская на Гурьяна.

— Не сдадут, — отозвался один из рабочих.

Подхваченные людьми кольца канатов серыми линиями визгливо потекли вниз, образуя бортовые заграждения. Канаты извивались, поблескивали змеиной чешуей. Из расщелины сопок, из-за ярусов леса рабочие теснились к спуску, вытягивали шеи, громоздились на свежие пни.

Вандаловская широко распахнула полы тужурки и сбежала по мосту до первых столбиков барьера.

— Гурьян Минеич, — оглянулась она, — сигналом будет выстрел.

Директор наклонил голову и долго, пока фигура женщины-инженера не смешалась с другими, смотрел ей вслед. Мысль, которую отпугивал по ночам, снова вспыхнула в мозгу, «Вот с такой бы жить и работать».

— Эй, посторонись! — послышалось сзади.

Гурьян оглянулся. Стуков, с обмотанным марлей лицом, — у него все еще болели зубы, — и Костя, без шапки, катили к мосту первый сутунок.

— Не чижолый ли будя? — пошутил Морозов. — Надсодишься…

Стуков ловко задержал стягом бревно и весело кивнул орловцу.

— Всякое новое сооружение должно сначала выдержать самую большую тяжесть, товарищ.

Гурьян взглянул на часы. Канаты все еще шевелились, пели на железных валиках. Прошедший час истощил терпение людей. Костя заботливо стесывал остатки коры на сутунке, а орловец широким валенком приглаживал поката.

— Ты чего это? — посмеивались сзади.

— Так-то может застрять, — хозяйственно объяснил он. — Чего скалитесь?

— Да так… К барину-то теперь не собираешься?

— Подь вы! Молоко с губы вытрите.

Хлопушин выпрямился и, взмахнув топором, взглянул на Гурьяна.