Читать книгу "Гонзаго - Андрей Малыгин"

— Михаил Наумович, добрый день! Рад слышать тебя. Узнал? Все куешь, дорогой, не отходя от кассы? Как твое драгоценное? Что это голос у тебя такой невеселый, а? Нечему веселиться? А что так, какие-то серьезные проблемы возникли на светлом горизонте, дорогой? Сам еще толком не знаешь? Ну это на тебя совсем не похоже… Ну, ладно, ладно, я ближе к телу, — сыронизировал он, — кажется, есть интересное дельце, дорогой. И настолько интересное, я тебе прямо скажу, что нужно бы незамедлительно встретиться и обкашлять это тет-а-тет. Когда сможешь, Михаил Наумович? Хорошо! Так… сейчас на моих шестнадцать двадцать… четыре. Так… Понял. Отлично. Вполне устраивает. Ну, до встречи, дорогой. — Он аккуратненько положил трубку на место, снова задумчиво пробежался глазами по свежему контракту, подписанному им и Президентом Королевской зрелищной ассоциации доктором Гонзаго, многозначительно улыбнулся и потянулся к графину с водой.

Глава ДЕСЯТАЯ

Опрометчивый шаг

Майское солнце уже почти совсем закатилось за горизонт, а последние лучи его, наливаясь и краснея от натуги, еще упрямо цеплялись за макушки деревьев и крыши домов, пытаясь изо всех сил задержать упрямо надвигающуюся на город темноту. Но у них ничего не получалось. Вечерние тени густели на глазах.

Скрипнула входная стеклянная дверь, и на крыльце гостиницы показался мужчина с маленьким черным пуделем на поводке. Спустившись вниз по ступенькам, они оказались на пешеходном тротуаре. Мужчина наклонился, отстегнул поводок от собаки, при этом что-то сказав ей на ухо, и они неспешно направились в сторону Первомайского бульвара.

Дорогие читатели, вы, наверное, уже догадались, что это был никто иной, как доктор Гонзаго со своим пуделем Роберто.

Буквально еще через несколько мгновений входная дверь скрипнула вновь и пропустила на выход невысокого, худенького телосложением парня в черной футболке и синих джинсах. Он покрутил по сторонам коротко стриженной головой, задержал взгляд на удалявшихся фигурах мужчины и собаки и быстро перешел на другую сторону улицы, где в тени деревьев одиноко скучал поджидавший, очевидно его, черный автомобиль.

Из машины тут же выскочили еще двое парней, и, бросая взгляды на удалявшихся мужчину с собакой, они начали между собой негромко переговариваться:

— Ты это чего, блин, не сказал нам, что он с собакой выкатится? — обратился крепкого телосложения парень с коротким ершиком светлых волос на голове к худому парню, только что вышедшему из гостиницы.

— Да ты чего, Филя? Это с какой такой еще собакой? Он был один. Никакого барбоса у него там не было, я те точно говорю, — быстро ответил худенький.

— Ты чего гонишь нам, Шкет? — набычился крепкий. — Я что, ослеп, что ли? И Серый тоже? Они вместе с шавкой выкатились сюда. Ты чем, затылком, что ли, смотрел? Протри зеньки!

— Да вы, пацаны, об чем хоть толкуете? Да провалиться мне вот на этом самом месте! Я же видел, ну вот как вас, что он выходил один, и эта самая сумка, значит, у него в руках была, — испугавшись глазами, обиделся и заныл худенький.

— Ну ты, Шкет, даешь, — фыркнул и постучал себя по лбу здоровенным кулаком третий, самый высокий и самый лохматый, которого называли Серым, — Филя правильно говорит, что они вывалились вместе. Интересно это у тебя получается: мужик, значит, к выходу шел один, а как вышел… так сразу оказался вдвоем… Очень занятно! Ладно, братва, потом разберемся. Надо топать за ними. Но с шавкой, блин, сами понимаете, что дело гораздо хужее. Может такой вой поднять в самый неподходящий момент, что все дело к чертовой матери испортит. Надо чего-то насчет нее срочно мозговать… Слышь, пацаны, а лучше бы всего… так шефа поставить в известность. Он мужик башковитый, вот пусть сам и шурупит.

Они еще немного пошептались. Худенький сел в машину, а двое других быстрым шагом направились вслед за доктором Гонзаго.

А в то же самое время в окнах кабинета директора филармонии все еще горел свет. Несмотря даже на субботу и столь поздний час, рабочий день директора филармонии сегодня заканчиваться явно не желал. Нетерпеливо постукивая кончиками пальцев о крышку стола и поглядывая на стрелки настенных часов, Жорж Бабий о чем-то напряженно размышлял. Лоб его прорезали три глубокие морщины. Было заметно, что он сильно нервничает.

Поднявшись с кресла, он прошелся пару раз туда-обратно по ковровой дорожке кабинета, а затем приблизился к окну и, распахнув его настежь, замер, шумно вдыхая наполненный городскими запахами вечерний воздух. Потом снова вернулся на рабочее место и со скрипом погрузился в объятия вместительного итальянского кресла из черной лоснящейся кожи.

В этот самый момент в распахнутое окно неожиданно влетел крупный мохнатый мотылек, который тут же привлек к себе задумчивый взгляд Бабия. Полетав немного между стенами и предметами и покружившись у источников освещения, он опустился на широкий подоконник и, мелко вибрируя красивыми крылышками, словно в танце, начал беспорядочно передвигаться по поверхности. Бабий некоторое время отупело наблюдал за этим танцем мотылька и только было собрался к нему подойти, чтобы выбросить насекомое за окно, как еще более неожиданно туда же, на подоконник, вспорхнул крупный воробей. Посверкав бусинками глаз на хозяина кабинета, он в три прыжка очутился у танцующего мотылька и, наклонив голову, начал с интересом рассматривать затейливого танцора. Затем громко чирикнул, вплотную приблизился к насекомому и, пару раз отважно клюнув его и ухватив за пухлое туловище, тут же растворился в уличной темноте. Подоконник опустел.

Странное дело, вроде бы совсем обычная, можно даже сказать, житейская ситуация, но она почему-то сильно подействовала на Бабия. У него даже неприятно кольнуло где-то внутри. Он недобро ухмыльнулся, покачал головой и, снова посмотрев на часы, неизвестно для кого тихо проговорил:

— Рраз, и ваша радость закончилась… а наша радость, — он сделал паузу, — настала…

Он снова прошествовал по кабинету, приблизился к зеркалу и внимательно в него заглянул. Но что это? Ему показалось, что отражение в нем было почему-то очень тусклым, нечетким и даже немного расплывчатым, несмотря на то, что в помещении было достаточно светло. Это удивило и озадачило Бабия, и он подумал, что, наверное, просто сегодня здорово устал, раз даже и зрение способно его подвести, что завтра, а вернее уже послезавтра, в понедельник, надо обязательно попросить секретаря как следует почистить специальным раствором это сильно помутневшее зеркальное стекло.

Бросив очередной вопросительный взгляд на часы, Жорж Бабий снял трубку телефона и быстро набрал знакомый номер.

— Привет, Наумович, это я. Ну что, есть ли какие-нибудь новости от твоих подопечных? Нет пока… А то мне уже здесь порядком торчать надоело. Хочется обстановку переменить. Как-то уж очень медленно сегодня развивается ситуация. Ты не находишь? Да, да. Ну, конечно же, потерплю. Куда же я денусь?! Как только, так давай звони. А то нервишки чего-то шалят. Все что-то не так, все нервирует и раздражает. Вот сижу и прикидываю в уме: а не ты ли меня заразил этой противной болезнью, дорогой, после нашего общения днем? Ладно, ладно. Конечно же, шучу. Ну, будем надеяться на благоприятный исход. Пока… — Он положил трубку и откинулся на спинку кресла.