Читать книгу "Дорога великанов - Марк Дюген"

Он улыбнулся и продолжил:

– Мне немного скучно. У меня в жизни нет никакого личного опыта. Это грустно, но это так. Да и как может быть иначе? Это бессмысленно. Итак, стало быть, страна на грани катастрофы?

– Так говорят.

– Мы тратим больше, чем зарабатываем? Здесь это невозможно. В кредит ничего не дают, разве что смерть. Ни денег, ни дружбы, ни любви. Ничего. Я хотел бы чего-то желать. Наказание за удовлетворение желаний – отсутствие любых желаний. Желание – странная штука. Вы до сих пор спите со всеми подряд?

Сюзан покраснела, как робкая пастушка.

– Единственный, с кем я хотела бы спать, вы.

Эл прыснул.

– Даже если бы меня выпустили из тюрьмы, я бы с вами не переспал. Черт побери, даже бывшие заключенные не заслуживают в постели таких уродин, черт!

Сюзан сделала скорбное выражение лица и зарыдала.

– Иногда вы можете быть очень злым.

– Я не злой, Сюзан, – я над вами прикалываюсь.

65

Стояло субботнее утро. Субботним утром сосед всегда готовился к выходу в океан. Его лодка больше напоминала ванну, чем яхту, но денег на приличное судно у него, по-видимому, не было. Он как проклятый проводил в океане целый день, и я задумывался над тем, как он умудряется не потонуть на своем спичечном коробке. Мы никогда не разговаривали. Чем прогрессивнее экономика, тем меньше соседи общаются. Распространенное мнение. В тот день я особенно не хотел ни с кем говорить. Я вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Сосед проверял, надежно ли закреплена лодка на прицепе и хорошо ли прикреплен тот к машине. Подобные приключения были ему явно уже не по возрасту.

– Такие приключения мне уже не по возрасту, – сказал он.

Он ждал, что я кивну или опровергну его мысль. Мое молчание его удивило, и я понял: он жалеет, что обратился ко мне. Я понял: он знает, что я сын Корнелл Кеннер – тот самый, который убил своих бабушку с дедушкой. Моя мать этим хвасталась всем подряд. Я даже примерно представляю себе, когда мать впервые меня выдала: с тех пор взгляды соседей изменились. Он продолжал:

– Я боюсь достичь такого возраста, когда ни на что не буду способен! Ох! Я никогда не отплываю очень далеко, но туман сгущается так быстро. В прошлом году я чуть не умер: туман заполонил всё вокруг, и уровень воды поднялся.

Я не собирался с ним разговаривать. Когда я сел в машину, он смущенно произнес:

– Передавайте от меня привет своей матушке.

– Считайте, что уже передал, – ответил я, не задумываясь. Он встал как вкопанный, а я наконец сдвинулся с места.

66

Никогда в жизни я не чувствовал такой усталости. Я проглотил две капсулы с кофеином и поехал на север. В голове гудело. Я чувствовал, что вот-вот взорвусь. Ноги каменели, кровь кипела. На дороге сто один я встроился в левый ряд. Нервы настолько не поддавались контролю, что у меня как будто исчезли всякие рефлексы. Я знал: если кто-нибудь попадет под колеса – затормозить не успею. Хорошо, что на спусках машина не разгонялась быстрее ста тридцати километров в час. Я представлял себе, как врежусь в зад какому-нибудь грузовику с полуприцепом, полным цыплят из Миннесоты. Гнев не проходил, словно температура у ребенка, больного менингитом, – и ничего не помогало. Я должен был разбиться вдребезги и сломать себе шею. В глазах водителей, которых я обгонял, был ужас: они тоже знали, что я разобьюсь.

Между Сакраменто и Сан-Франциско, около Вакавилля – города, в котором, благодаря исправительной колонии, заключенных больше, чем свободных граждан, – я понял, что копы меня остановят и помешают планам, которые я еще толком даже не обдумал. Через какое-то время я припарковал машину. Я чувствовал себя крайне перевозбужденным. Я вошел в кафе на заправке и выпил литр кофе. Затем провел около четверти часа в женском туалете, подставив голову под холодную воду. Одна из дамочек на меня накричала, однако пожалела об этом, когда я поднял на нее глаза. Я выпил еще литр кофе, а затем подумал – не угнать ли мне кабриолет? Чтобы мозги проветрить. Моя маниакальность меня пугала. Я мечтал мчаться со скоростью света, обгоняя ветер, чтобы не уснуть.

Около часа я провел в пригороде Вакавилля в поисках подходящей машины. У тротуара кто-то оставил «Мустанг»[98]– кабриолет 1967 года с крытым верхом. Завел я его за две минуты. Я вернулся к своей машине забрать вещи – точнее, девятимиллиметровый револьвер и веревку. Проверяя, ничего ли я не забыл, я нашел в салоне пачку контрацептивов. На всякий случай я взял ее с собой. Мне страшно повезло, поскольку водитель оставил в бардачке все необходимые документы. Однако я решил ехать медленно и не привлекать к себе внимания.

Сев за руль, я понял, что ехать придется с открытым верхом: иначе голова продавит крышу и автомобиль превратится в одногорбого верблюда. Видимо, изначально не предполагалось, что парень моего роста будет водить такую машинку. Верх я сложил в два счета, однако на этом мои проблемы не закончились. Верх ветрового стекла находился прямо на уровне моих глаз. Сесть ниже я не мог, поэтому пришлось вытянуть шею, чтобы видеть поверх ветрового стекла. Мелкие заботы меня развлекали.

Я поехал по дороге сто один. Пошел дождь, и его капли смешались с моими слезами. Я думал об отце. Всё бы отдал, чтобы его найти. Почему он не связывался со мной? В детстве я был его любимчиком. Он называл меня «малыш», и я ходил в его огромных ботинках, топая по полу. Господи, как я плакал, как я мечтал начать всё с самого начала, с нуля, с чистого листа, стереть прошлое. Он не должен был бросать меня. Я не заслуживал этого. Я знал, что сказал бы, если бы отец позволил мне объясниться. Нет, я не сумасшедший. Нет, у меня нет психоза. У меня просто не оказалось выбора: я совершил ужасные поступки именно из страха безумия. Я всегда удерживал себя на грани безумия и нормальности, я достаточно силен. Не просите у меня невозможного, ребята: не просите парня, который вот-вот сойдет с ума, не защищаться от безумия.

Дождь усиливался. Тяжелые капли падали на мои очки, я видел всё сквозь завесу, словно в болоте, покрытом кувшинками. Я не собирался умирать прямо там, поэтому перестроился в правый ряд и слегка сбавил скорость, хоть и не остановился. Если бы я умер, никто ничего не понял бы в этой истории – и тогда моя жизнь ничего не стоила бы. Я не мог смириться с подобным положением дел. И, однако, мне хотелось пустить себе пулю в лоб, положить конец этой ничтожной жалкой жизни и страданиям. Где мое счастье? Кто знает? Поскольку счастье мне не светило, я изобретал разные ходы и выходы. Странные, согласен, но каждый делает то, что в его силах. Черт! Вовремя остановился. Вовремя – даже если слишком поздно. Слишком поздно не для всех. Никто меня не остановил. Кто меня остановил, а? Никто. Я остановился сам, потому что это позволил мой интеллект. Не зря же у меня IQ выше, чем у Эйнштейна. Часть мозга, отвечающую за эмоции, уничтожили. Это точно. Но я пока еще способен самостоятельно мыслить.