Читать книгу "По высшему классу - Джудит Крэнц"

Она прекрасно знала, что именно думают про нее родственники. Если они вообще о ней вспоминали, то шумно жалели ее в свойственной им добродушной манере. В семейной кругу ее видели в образе воробья, продрогшего и одинокого на своей ветке; она была безобидным ничтожеством, Татьяниной единственной неудачей, которую старались не замечать, ребенком, лишенным тех животворных соков, которые бурлили в роду Орловых-Невски. Глядя на свое отражение в зеркале, она убеждала себя, что с внешностью у нее все не так уж и плохо, но стоило ей оказаться в кругу семьи, как она тут же смущалась и старалась вести себя как можно незаметнее, забившись в самый укромный уголок. Она старалась спрятать даже свои достоинства, сутулясь и передвигаясь тяжело и неуклюже, пытаясь сделаться маленькой и плоской, мимикрировать в условиях враждебной среды. Она знала, что, если кто-нибудь из семьи увидит, что она старается казаться привлекательной, это станет главной новостью дня, которая будет широко обсуждаться с бурными изъявлениями восторга, словами ободрения и многочисленными советами. Лишь неизменная поддержка Захарии, ее блестящего и талантливого брата, который был пятью годами старше, поддерживала в Саше чувство собственного достоинства все те годы, пока формируется личность.

Пока. Пока она не приобрела набор замечательных качеств, хотя случилось это в более старшем возрасте, чем обычно. Возможно, в клане Орловых-Невски, все представители которого были обычно худыми и плоскогрудыми, со свойственными настоящим танцорам сильными ногами и гибкой спиной, и не считались достоинствами прелестнейшая, идеальной формы грудь, исключительной округлости попка и восхитительная, тончайшая талия, но другие отдавали им дань и даже готовы были за них платить. Вот так она, прежде бесталанный и безнадежный гадкий утенок, превратилась в самую модную манекенщицу, демонстрирующую нижнее белье на Седьмой авеню.

Самая модная. Зал для демонстрации моделей нижнего белья, конечно, не театральные подмостки. Саша это понимала, но если бы был жив Зигфелд, то она стала бы его примой, потому что обладала божественной походкой. Саша Невски, думала она о себе в третьем лице, ходила по подиуму с истинным вдохновением, которого не добьешься никакими танцевальными уроками, — она шла, естественно и неподражаемо сочетая развязность, сексуальность и чувство собственного достоинства в точно необходимых пропорциях для того, чтобы демонстрировать дорогие трусики, лифчики, комбинации и ночные рубашки от «Херман Бразерз». В ее задачи входило, чтобы зрители немедленно повскакали со своих мест и бросились в ближайший универмаг или разбежались по специализированным магазинам по всей Америке.

Тот факт, что «Херман Бразерз» были производителями со столетним стажем и зарекомендовали себя как самая солидная и респектабельная фирма по производству нижнего белья в Соединенных Штатах, не мог убедить Сашину мать, что работа на них не является разновидностью белого рабства. Только посещение их впечатляющей конторы и длительная беседа с мистером Джимми, сыном одного из основавших фирму братьев Херман, полноватым седовласым старичком-жизнелюбом, нынешним владельцем, известным своей щедростью и добротой, заставили Татьяну Невски позволить дочери работать у него. Причем работа эта оплачивалась получше, чем работа танцовщицы, и, самое главное, оплачивалась регулярно.

Саша работала на мистера Джимми почти год, постепенно начиная переносить в реальную жизнь ту броскость и эффектность, которые служили ей на подиуме. Она распрямилась, не стесняясь своего роста — метр семьдесят два, — расправила плечи, узнала необходимый минимум об уходе за волосами и косметике, чтобы заставить свою природную красоту проявиться в полной мере, и принялась осторожно покупать себе одежду, о которой мечтала всю жизнь, разглядывая журналы мод. Однако она не позволяла новой Саше являться на семейные торжества, поскольку самые худшие опасения ее матери относительно безнравственности мира манекенщиц, демонстрирующих нижнее белье, только подтвердились бы, стоило лишь родственникам увидеть разительную перемену, произошедшую с ее забитой, но невинной, беспорочной дочуркой.

И вот теперь, когда она наконец освоилась с работой, не отнимавшей много времени, нашла сложившееся там общество приятным, а разговоры в высшей степени поучительными, когда ее цветы привыкли к полумраку маленькой квартирки, а сама она уже почти собралась навести порядок в шкафах; когда ее кот Марсель наконец научился ходить в туалет, а трое ее любовников приходили к ней точно по графику, она, неотразимая Саша Невски, должна вырвать себя с корнем из привычной среды и переехать в столь фешенебельный район, что там даже нет метро!

Конечно, можно на автобусе доезжать до Восьмой авеню, а уж там садиться в метро, в конце концов, на свою зарплату она может позволить себе и такси, но она страшно экономила, потому что мечтала когда-нибудь в будущем открыть собственный магазин по продаже белья. Вот уж что Саша Невски твердо знала, так это какое белье женщина мечтает носить.

Она не умеет танцевать, но все же у нее есть будущее. Саша готова была поспорить, что оно связано с розничной торговлей. Еще она могла поспорить, что Джиджи Орсини носит белые хлопчатобумажные трусы и нуждается в лифчике. Это же очевидно, что Билли Айкхорн, в качестве приемной матери, то унылое ничтожество, которое она когда-то встретила, превратила теперь в избалованное, обожающее командовать существо. К тому же наверняка еще не утратившее невинность.

Джиджи осмотрела свою новую квартиру, заглянула в буфеты и комоды, полные незнакомых предметов, среди которых были сервиз чистого серебра на двенадцать персон и лиможский чайный сервиз. Полки на кухне ломились от припасов, холодильник был забит. Билли что, вообразила, будто она будет здесь устраивать приемы?

Джиджи чувствовала себя скорее взломщиком, забравшимся в чужую квартиру, чем полноправной хозяйкой. Прошлой ночью, проводив Билли в Париж, она ночевала здесь одна, и никогда раньше ее так не пугала тишина, хоть она и знала, что здание охраняется не хуже гарема времен расцвета Оттоманской империи. Она вдруг поняла, что впервые в жизни провела ночь под крышей собственного дома, и с тоской подумала, когда же прибудет Саша Невски.

Последний раз они виделись пять лет назад, вспомнила Джиджи, возвращаясь мыслями в прошлую жизнь. Помнила она Сашу потому, что та была очень молчалива, чувствовала себя явно не в своей тарелке и в ней не было ничего от привлекательности и живости сестер Орловых.

Саша, по крайней мере, была такая тихая и незаметная, а эти качества очень пригодятся для совместного проживания, раз уж Билли постановила, что Джиджи нельзя жить в Нью-Йорке одной. Джиджи надела самые поношенные джинсы и майку и выбрала самые старые кроссовки, чтобы не испугать скромную девушку одним из сногсшибательных нарядов, купленных ей Билли перед отъездом. Правда, из уважения к себе она положила косметики больше обычного и чуть подкрасила волосы — все-таки это Нью-Йорк, и Саша, при всей своей скромности, его жительница.

Жить надо с кем-то незаметным, чье присутствие почти не чувствуется… с тенью, с привидением, которое тебя не беспокоит и которое ты не беспокоишь, с кем-то, кто будет уважать твою личную жизнь. В 1980 году сама идея заставить двух девушек, у которых нет ничего общего, жить в одной квартире казалась ужасным анахронизмом. Единственное, что их связывало, так это покойная мать Джиджи, которая когда-то была подругой Татьяны Невски. Раз в год миссис Невски звонила Джиджи в Калифорнию справиться, как она поживает.