Читать книгу "В объятиях принцессы - Джулиана Грей"

– Какого черта ты делаешь? – изумленно пробормотал Сомертон.

– Мне кажется, оно вытекает, – пожаловалась она.

Сомертон отклеился от стены и подошел к кровати.

– Ты в своем уме? – осведомился он.

Луиза повернулась к нему. Она чуть не плакала.

– Ты не понимаешь! Если мы упустим этот шанс…

Сомертон несколько мгновений растерянно взирал на нее, ничего не понимая, а потом ощутил, как в груди поднимается смех. Он поспешно отвернулся, чтобы Луиза не увидела, как он улыбается – она слишком остро реагировала на насмешки, – и направился к буфету. Достав бутылку амаретто, он налил им обоим по щедрой порции.

Вернувшись со стаканами к кровати, он уже справился со смехом. Луиза так и лежала, подняв ноги. Повернув к нему встревоженное лицо, она жалобно сказала:

– Боюсь, нам придется сделать это еще раз.

Граф глубоко вздохнул и протянул ей стакан.

– Сядь, дорогая.

– Но я…

– Сядь и выпей.

Луиза неохотно опустила ноги и села. Она взяла стакан, сделала глоток и снова заговорила:

– Прости меня, пожалуйста. Я должна была проявить осторожность. Хотя именно ты предложил заняться этим стоя. Это была глупая идея…

Граф зажал ей ладонью рот:

– Прекрати. Я этого не вынесу.

У нее округлились глаза.

– Луиза, я чрезвычайно польщен… – Господи, как же сказать все это? – Да, я польщен, что ты так высоко ценишь… субстанцию, которая… вырабатывается в моем теле. Но уверяю тебя… – Еще один глубокий вдох. Только бы не расхохотаться. – Уверяю тебя, достаточное количество этой субстанции все еще осталось внутри тебя…

– Сомертон, я чувствую, как она вытекает!

Он прикусил губу. В конце концов, зачем спорить? Это, в конечном счете, в его интересах.

– Тогда мы просто повторим все от начала и до конца. Хорошо?

Луиза опустила голову и заглянула в стакан.

– Мне очень жаль. Я не хотела утомлять тебя. Ты успеешь восстановить силы к завтрашнему вечеру? Или нам лучше подождать до субботы?

Она не может говорить серьезно. Вероятно, она смеется в стакан с амаретто.

– Дорогая, ради блага народа Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа я готов на любые жертвы. Даже на повторение акта сегодня же.

Она подняла голову:

– Сегодня?

Граф торжественно кивнул:

– Именно так.

– Но это же невозможно! – Она растерянно замолчала. – Мужскому телу нужно время, чтобы выработать больше… этого… ну, тебе лучше меня известно правильное название.

– Ты имеешь в виду сперму? – Он глотнул амаретто. – На самом деле, насколько мне известно, достаточное количество ее еще остается в резерве после первого семяизвержения, на экстренный случай… вроде этого… – Граф украдкой покосился на Луизу, но она была абсолютно серьезна.

– Правда? – Ее лицо просветлело. – Понимаешь, просто Петер говорил… он прочитал в медицинском справочнике, что, если делать это чаще, чем раз в неделю, в крайнем случае два раза, можно лишиться жизненных сил, и…

Сомертон неожиданно испытал прилив жалости к бедному Петеру, которому явно не хватало откровенных бесед с близким родственником мужского пола.

Он взял стакан Луизы и поставил вместе со своим на полку у кровати.

– Луиза, дорогая, пусть наш брак был заключен с некоторой поспешностью и в какой-то степени по расчету, но уверяю тебя, я отношусь к обязанностям консорта со всей серьезностью.

Она смотрела на него во все глаза – обнаженная, покрасневшая, восхитительная, розовые соски отвердели. Под его взглядом она нервно облизнула губы – эта привычка сводила Сомертона с ума.

– Это правда?

– Да, – изо всех сил стараясь сохранить серьезность, сообщил он, одновременно избавляясь от одежды. – Я буду прилагать максимум усилий, дорогая, пока у тебя в животе не вырастет следующий принц Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа. Это самое меньшее, что я могу сделать ради порабощенного и страдающего под властью революционеров народа. – Торжественная речь закончилась вместе с одеждой.

У Луизы глаза стали круглыми при виде восставшего фаллоса, явно готового к работе.

– Посмотри мне в глаза, Луиза.

Довольно неохотно она подняла глаза.

– Я обещаю тебе, что не упущу ни одной возможности. – Он взял ее за руки и осторожно уложил на матрас. – Днем и ночью. Я буду копить силы, чтобы заниматься с тобой любовью и изливать в тебя свое семя, пока ты сама не попросишь меня остановиться. – Он наклонился и накрыл ее губы своими. – Даже если при этом я лишусь всех жизненных сил.

– О, я должна сказать… – Сомертон проложил поцелуями дорожку от ее губ к груди и всосал сначала один сосок, потом другой.

– …надеюсь, – все же закончила она, – что жизненные силы в тебе все-таки останутся.

Он завел ее руки за голову и вошел в нее, быстро и глубоко.

– Тебе это нравится, Луиза? – спросил он и начал совершать бедрами круговые движения. Она открыла глаза и тяжело задышала. Он не сводил с нее горящих глаз. – Мой фаллос в тебе, мои руки на тебе, мой рот… – Он впился в ее губы жадным требовательным поцелуем, а бедра стали медленно и ритмично двигаться вперед-назад.

Она – само совершенство. Его Луиза. Его Маркем. Она без труда уловила ритм и стала двигаться ему навстречу. Она наслаждалась его ищущими губами, словно они были сделаны из нектара. В ней все совершенно: негромкие звуки, которые она издает, то, как она выгибает спину, как покачиваются ее груди, как ее мышцы сжимают фаллос. Он стал двигаться быстрее, не в силах больше сдерживаться. Совершенство. Ему было хорошо, так хорошо, как не было никогда в жизни. И многоопытный граф Сомертон не мог не признаться в этом самому себе.

Он чувствовал приближение оргазма.

– Скажи «да», Луиза. Скажи, что хочешь этого.

– Да, – выговорила она, задыхаясь. – Я хочу этого. Дай мне это.

Темп стал еще быстрее, и через несколько секунд она уже кричала, радуясь наступившей разрядке, и он, сделав еще несколько резких движений, излился в ее лоно и, подняв голову, выкрикнул ее имя.

Сомертон без сил рухнул на нее, прижав к кровати своим телом, чтобы она не отвернулась, не покинула его, не ушла.

Луиза обхватила его ногами, крепко прижав к себе.

– Останься во мне, – тихо сказала она.

Сомертон усмехнулся и уснул.

Графа разбудил странный звук. Он открыл глаза и в первый момент не понял, где находится. Перед ним располагалась грубо оштукатуренная стена. Он лежал на животе. На животе? Он никогда не спал на животе! Да еще смяв под левой рукой подушку. Правая рука покоилась на белой простыне.