Читать книгу "Дорога к тебе - Барбара Делински"

— Родители Кары разве не моложе тебя? — спросил Джек.

— Джек! — одернула его Юнис, но Викторию слова Джека нисколько не смутили.

— Не намного, — заверила она его. — Кара — самая младшая из четверых детей, так она мне сказала. Очень милая девочка. А где же твои? Я хотела бы увидеть своих внучек. Я не часто здесь бываю и не смогу надолго задержаться. Это очень обидно, тем более что моя дочь в коме, но в понедельник совет директоров проводит в Нью-Йорке ежеквартальное собрание, так что мне надо вылететь обратно уже завтра. Я знаю, ты говорил, Джек, чтобы я вообще не приезжала, но я решила, что должна приехать, хотя бы ненадолго. Так где же девочки?

— В школе, — ответил Джек. Когда говоришь односложно, меньше вероятность, что тебя прервут.

— А как они сюда добираются? Они ведь приезжают к матери, не так ли? Я думаю, для Рэйчел самое главное, что ее дочери здесь. Конечно, это они принесли сюда всю эту музыку. — Она поморщилась. — Какой ужас! Я ее выключила. Здесь нужно что-нибудь более подходящее.

— Подходящее?

— Если она слушает музыку, то пусть это будет что-нибудь стоящее. Рэйчел любила слушать симфонии. Ты знаешь, что она хотела стать пианисткой?

Пианисткой? Навряд ли. Это скорее Виктория хотела, чтобы Рэйчел стала пианисткой, а не сама Рэйчел. Виктория подарила им на свадьбу пианино, и его пришлось тащить из Тусона в Сан-Франциско, потому что «Стейнвей» обычно так просто не продают, особенно если это подарок родителей, — после развода, правда, Рэйчел его быстро продала. А до этого она самым непочтительным образом использовала пианино как полку для фотографий, вина и закуски; на круглом табурете всегда стояли горшки с растениями.

Пианисткой? Насколько мог вспомнить Джек, Рэйчел никогда не садилась за пианино, чтобы что-нибудь сыграть.

Впрочем, нет, однажды вечером она играла — перед самым разводом. Он тогда только что пришел домой с работы, а дел еще оставалось по горло. Девочки уже спали. Услышав доносящиеся из гостиной звуки музыки, Джек спустился туда и увидел Рэйчел за пианино. Горшки с цветами стояли на полу, табурет ненадолго вернул себе свою первоначальную функцию. Облокотившись левой рукой на пианино, Рэйчел правой наигрывала какую-то тихую, печальную мелодию — вероятно, что-то из Бетховена.

Прислонившись к дверям, Джек стоял и слушал, как она играет. Рэйчел долго не замечала его присутствия, а он смотрел и смотрел на нее, жалея о том, что ему не хватает ни времени, ни таланта, чтобы ее сейчас нарисовать. Заметив наконец его, она обрадовалась:

— Кончил работу?

— Нет. Я просто услышал, как ты играешь. Ты очень хорошо играешь.

— Я? Ну что ты! После трех лет мучительных занятий я так и не научилась координировать правую руку с левой, поэтому единственное, что могу, — это выжимать одной рукой отдельные ноты.

— Так странно тебя здесь видеть! Почему тебе вдруг захотелось играть?

Она задумчиво и печально посмотрела на клавиши.

— Не знаю. Мне просто не хочется больше ничего делать. Не могу найти себе занятия.

— Ну, занятие я бы тебе нашел, — похлопав по дверной ручке, сказал Джек. — Работы у меня сейчас хватает. — Он уже собрался уходить, но вдруг, вспомнив об одной важной встрече, намеченной на завтрашнее утро, остановился. — Костюм в полоску забрали из химчистки?

Вот тогда он ее окончательно оттолкнул. Джек понял это только сейчас. Он оттолкнул ее, переключившись на свои проблемы — точно так же, как это всегда делала ее мать.

«В тот момент я не придал никакого значения инциденту с пианино», — подумал Джек. Сколько же еще их было, подобных ситуаций? Он оттолкнул тогда Рэйчел тем, что не хотел замечать ее проблем, был слеп и эгоистичен — совсем как Виктория, которая даже здесь слушает только себя. А Юнис? Ее язвительная натура не изменилась. Сейчас она говорила не много, но все сказанное звучало крайне недоброжелательно. Джек не раз приезжал к ней на Рождество, но после одного-двух часов пребывания в одном доме с матерью, сестрой и братьями ему уже отчаянно хотелось поскорее уехать. Больше всего на свете они по-прежнему любили выискивать чьи-то недостатки, кого-то осуждать. Джек понимал, что этим они стараются скрыть неуверенность в собственных силах, но впечатление все равно оставалось тяжелым.

Тем не менее он не отступался, надеясь на какие-то изменения к лучшему и горько сожалея, когда этих изменений не происходило. Когда с ним ездила Рэйчел, подобные поездки он переносил легче. Ее присутствие напоминало ему о том, что существует и другая жизнь.

Голос Виктории прервал размышления Джека.

— Почему бы нам не перекусить, Юнис? Я в последний раз завтракала в Лос-Анджелесе, но это было бог знает когда.

— В Лос-Анджелесе? — удивился Джек.

— Да, я летела из Ниццы через Париж и Лондон. Поверишь ли — из Лондона быстрее всего можно было попасть в Лос-Анджелес; был еще вариант с Майами, но мне это совсем не подходит — я не говорю по-испански. Так что я переночевала в «Хилтоне» — в Беверли-Хиллз. Я всегда там останавливаюсь. Это, конечно, не «Пьер», но тоже ничего. Я спустилась на завтрак, и вдруг вижу — через два столика от меня сидит Пол. Ну разве он не очаровательный мужчина? И какой порядочный! Помню, он рассказывал, как его спросили, не изменяет ли он Джоанне. «Зачем же мне есть гамбургер, если меня дома ждет бифштекс», — ответил он. — Она прижала руку к груди. — Ну разве это не замечательно? Хотя мне сейчас и не нужен бифштекс, но нет ли тут поблизости приличного заведения, где мы с Юнис могли бы поесть — салат, пирог с начинкой или еще что-нибудь? Больничные кафетерии — это ужасно. В центре города, наверное, можно что-то найти.

Джек порекомендовал ей «приличное заведение», объяснил, как туда добраться, и Виктория с Юнис уехали. В палате воцарилась благословенная тишина.

Опершись локтями на ограждение, он стал всматриваться в лицо Рэйчел, надеясь получить то утешение, которое всегда получал от нее в прошлом, когда приходилось встречаться с родственниками. Викторию он еще мог вынести. Через какое-то время он ее просто не замечал. Ей даже отвечать не требовалось — Виктория никого не слышала, кроме самой себя.

С Юнис было сложнее — в конце концов, она его мать. В свое время она его купала, одевала, кормила. Джек еще помнил те драгоценные минуты, когда она ему улыбалась, обнимала его, хвалила. Он был единственным из детей, кто ушел из семьи и чего-то добился. Юнис никогда не интересовали детали его карьеры, да он с ней и не делился. Джек продолжал посылать ей деньги, которые она предпочитала не тратить. Единственное, чем она дала ему знать, что одобряет его женитьбу, — это то удовольствие, с которым она принимала участие в торжествах; его развод она осудила.

Глядя на Юнис, Джек часто думал, что хотел бы иметь другую мать, и хотя он все время ждал, что Бог поразит его на месте за такие мысли, они по-прежнему приходили ему в голову. Как было бы хорошо, если бы его любили, если бы он мог поделиться с матерью своими мыслями.