Читать книгу "Мир и хохот - Юрий Мамлеев"

На следующий день он уже оказался в Питере. Манускрипт был представлен и скопирован. Но прежде, чем возвращаться в Москву, Данила внезапно решил посетить наугад Ургуева, Загадочного.

Дикая, темная питерская подворотня, родимый хлам, крысы, кошки, длинный коридор, и он позвонил, постучал, и… да, да, сам Ургуев впустил его к себе. Те же обшарпанно-мистические комнатушки и странно-меняющиеся глаза Ургуева. Но внезапно его взгляд застыл. Они сидели друг против друга за столом. Данила не знал, что сказать. Ему показалось, что Ургуев вот-вот пропадет, а потом окажется где-то сбоку, за окном. Но Ургуев, не сводя неподвижно-застывшего взгляда со стула, на котором сидел Данила, вдруг громко заговорил. Так по-особому громко, что Данила чувствовал, что звук идет со всех сторон. Тем не менее слова были ясные:

— Устал я у вас, Данила. По-человечьи думать устал. Это очень тяжело и несуразно, поверь мне, мой друг. Словно кирпичи на мизинце таскать. Есть другие способы все понять. Я вот съезжу в Сибирь к своему старому, дореволюционному еще другу, человек он, кстати, только наполовину, и уйду туда, где мне ясней. И там поработаю, поскребу по мирам…

— Жаль, очень жаль, — взяв себя в руки, возразил Данила. — У нас здесь невиданно.

— Согласен. В Расее все невиданно. Я люблю. Но пойму там, у себя. Я на Рассею еще лучше взгляну, проникну и пойму ее, как вы сами не сможете…

И Ургуев захохотал. Он никогда не хохотал раньше, и смех его был нелепо и бесконечно торжествующим. Он даже подпрыгнул от радости и исчез. Где-то хлопнула дверь. Куда он делся? В ту дверь, в ту стену, или он там по темному коридору блуждает вне себя от радости?

Данила встал, немного пошатываясь от всей ауры этой комнаты. В сознании вдруг возник глаз Ургуева — проницательный, доброжелательно-непостижимый, застывший от своего недоступного человекам ума.

«Этим умом он вскрывает суть вещей, суть миров», — подумал Данила.

И где-то из темноты раздался голос:

— Не просто суть, а скрытую суть всех вещей открывает он своим умом… Скрытую суть, Данила Юрьевич, а это совсем другое, чем простая суть… Так-то.

Данила улыбнулся и спокойно вышел из комнаты. Голосу же он помахал рукой и пробормотал сам:

— Мы тоже с усами.

— Не сомневаюсь… — как эхо прозвучал ответ. На улице ему стало совсем легко и светло. «Но мы тоже по-своему познаем об этом скрытом», — подумал Данила и опять улыбнулся, ибо увидел в себе доброжелательный взгляд Ургуева.

Через несколько часов Данила прибыл в Москву.

А на следующий день позвонила ему Алла и объявила, что назавтра назначено празднество — возвращение Станислава. И назначено оно у Дальниева, на его московской квартире, в семь вечера. Приглашен только узкий круг своих.

Действительно, к этому времени стало уже совершенно ясно, что Станислав вернулся и стал нормален. «Он до безумия нормален, до безумия», — говорила Ксюша. Его нормальность чуть-чуть даже пугала Аллу. «Он никогда не был таким раньше», — думала она.

Станислав вел себя тихо, смиренно, исполнительно, голоса и то не повышал. «Будешь смирным после такого», — разводил руками Толя, муж Ксюши.

Иногда он лишь затаенно смотрел в окно на луну. Но потом закрывал глазки и ложился спать. И ни одного истошного воя во сне.

«Это даже неприлично», — хихикала в уме Ксюша. Но все-таки всех близких объяла радость: какой ни есть, а теперь он с нами и, видимо, до конца. Его только старательно оберегали от всяких полуфантастических слухов, проносящихся по Москве.

Поэтому Дальниев предупредил Аллу, чтоб она со Стасиком пришла чуть попозже, к восьми часам, ибо будет у него тип и с ним неподходящий для Стасика разговор.

Оттого в семь часов у Дальниева в гостиной сидели лишь Ксюша с Толей, Лена с Сергеем и «тип». Супруга Антона Георгиевича вместе с сыном уехала на недельку к бабушке, в леса, погостить.

«Тип» оказался физиком-теоретиком, весьма ученым и известным. Речь шла об ожиданиях, об открытиях. Тем более сам ученый уверял, что за грядущие пятьдесят-сто лет мы, то есть ученые, весь мир перевернем вверх тормашками, до полной неузнаваемости.

Но в данном случае беседа велась о воскрешении мертвых, в коем ученый был почти уверен. Оказывается, опыты ставились совершенно невиданные, на самом современном научном уровне, с добавлением, может быть, скрытых методов, и результат выходил ошеломляющим: воскрешали. Там и сям появлялись недавно умершие люди, но исчезали, словно стеснялись своего появления. Все это подтверждалось справками о смерти, свидетелями, видевшими умерших, и так далее, и так далее. На фактической основе, таким образом. Пусть при этом и были определенные странности, точно у воскресших стало иное сознание, и вообще вели они себя непонятно. Один не узнал маму, хотя она узнала его. К тому же до них нельзя было дотрагиваться — ученые не велели, да они и сами то возникали, то падали в никуда.

Ксюша хихикала от восторга и подмигивала Лене, пока физик рассказывал об их исследованиях. Лене-то сразу было очевидно, в чем дело, и Ксюше тоже. Но точку над «i» поставил Дальниев. Он осуждающе взглянул на глубинно-хихикающую про себя Ксюшу и сразу подчеркнул, что дело серьезное и, может быть, Алексей Дмитриевич введен в заблуждение этими «исследователями».

— Но в принципе, — продолжал Дальниев, — современная наука подошла к самой грани, отделяющей этот мир от ближайшего, но уже иного. Полностью стену между ними нельзя разрушить, но дыру в стене, и основательную, образовать можно, особенно если добавить к естественной науке еще кое-что, не совсем естественное. И вот тогда здесь, в нашем спокойном мире, могут возникнуть существа, люди из самого ближайшего к нам региона Смерти, так называемого Мирового Города, или Столицы Скверны. Никакие это не воскресшие, как уверяют ваши, Алексей Дмитриевич, исследователи, мало понимающие, видимо, в традиционных науках древних, а просто те из умерших, которые остались пребывать в тонком теле, в энергетической оболочке, вместо того чтобы идти, как было раньше, путем предков, то есть идти все-таки по духовной вертикали, поближе к Царству Божьему. Они не могут так сделать потому, что современные люди слишком привязаны к материальному миру и не мыслят себе существование вне его. Этот ближайший регион, Мировой Город, фактически полуматериален и во многих чертах просто напоминает наш мир, если не копирует его. Конечно, не во всем. Но там течет жизнь понятная и приемлемая, казалось, для многих людей нашего времени, лишенных… сами знаете чего.

Ученый-физик не прерывал его и слушал молча и угрюмо.

— Но этот иной, полуматериальный мир — фактически ловушка, капкан. Выход из него — только в Преисподнюю, потому что он отрезан от высших миров. Бывают исключения, но мы не говорим об отдельных существах. Люди там обречены, хотя, может быть, многие из них сначала считают, что они — спасены. Ибо ведь жизнь после смерти продолжается, чего же еще, да к тому же и не без странной эротики… хе-хе-хе.