Читать книгу "Разная доля нас ожидает - Александра Черчень"

— Прибью! — пообещала и тут же изумленно захлопала ресницами, когда он шагнул вперед. Пискнула, потому что блюдце выскользнуло из пальцев и полетело прямо в лицо Хранителя.

Испугаться не успела, он молниеносно вскинул руку и поймал тарелочку. Небрежно бросил ее на пол, отчего она раскололась, стремительно подлетел ко мне и заключил в объятия.

— Аля, Аля, жизнь моя, сердце мое, — прошептал Лир, проведя рукой по спине так, что я вздрогнула и попыталась отстраниться. Но лишь загнала себя в ловушку. Я на него посмотрела. И пропала, потерялась в бездонных, искрящихся синевой глазах.

Несколько бесконечных мгновений я не могла пошевелиться, взять себя в руки. Я могла только тонуть в его глазах, растворяться в невыносимо родном аромате хвои и мороза, который всегда сопровождал этого человека.

Он медленно наклонился, одновременно поднимая руку, уверенно, даже немного жестко обхватил меня за шею, заставляя запрокинуть голову, и накрыл мои губы поцелуем. И я опять осталась неподвижна. Не оттолкнула, не забилась, лишь безвольно закрыла глаза. Его губы были нежными, неторопливыми и очень властными. Он брал, он заявлял права, и у меня не было сил, чтобы опротестовать это. Неоткуда было взять. То сверкающе алое в глубине души, что всегда давало мне силы к сопротивлению, не вспыхнуло протестом, оно вообще не отзывалось… как будто и не существовало вовсе. И меня затягивало все дальше и дальше в водоворот желаний и силы, не оставляя шанса выплыть, ни одной тонкой соломинки, чтобы зацепиться. С каждым прикосновением, с каждой секундой я таяла, сдавалась на волю внутренней силы, которая искрами рассыпалась по телу, рождая возбуждение, застилая здравый смысл. Энергия, проклятые стихии!

Проводник не получает свое в физическом плане, потому и такое… Вернее — все из-за того, что я не получаю удовлетворения. По сути, последний раз был как раз с Лирвейном, той ночью после Испытания.

Это все автоматика тела, механизм самосохранения. Я могу просто перегореть, если излишки не будут уничтожаться. И… почувствовав в непосредственной близости уже знакомого мужчину, тело меня предает. Воспоминания опять нахлынули потоком, но если накануне я отодвинула их в сторонку, то теперь память испепеляла меня. Я знала, как это с ним. Это и погубило. Вызвало стоны, когда смелые руки дотронулись до груди, когда меня властно прижали к стене… Под закрытыми веками зажглись звезды. Тишину нарушали только частое дыхание да редкие стоны удовольствия. Мои стоны. Жаркие поцелуи не давали мне замерзнуть, а его горячие прикосновения не позволяли пробудить разум.

Меня тянуло, невыносимо тянуло к нему, сейчас существовал лишь он. И я безумно хотела быть ближе.

Прижимаюсь к нему, рывком распускаю шнуровку на рубашке, кладу ладонь на грудь, глажу-царапаю плечи и наконец зарываюсь пальцами в густых волосах.

И еще ближе. Как же хочется попробовать на вкус его кожу. На языке, словно наяву, возник его вкус — то, что я помнила еще с той ночи. Единственной ночи.

Оторвавшись от моих губ, Лир подхватил меня на руки и сделал несколько шагов, раздался скрип двери, и меня бережно опустили на постель, тут же накрыв своим телом и запечатав рот новым поцелуем. Это погубило ростки начавшего было пробиваться разума, и я снова сдалась на волю снега и хвои. На волю моего снежного мужчины.

Темно, почти ничего не видно, но и не нужно. Есть желания, есть лихорадочные прикосновения. Краем сознания отмечаю что, урча, как кошка, я стаскиваю с него рубашку, целую сильные плечи. Лир на миг меня отстраняет: снимать платье долго и сложно, потому — вспышка заклятия, и наряд расползается по швам, ткань сползает, обнажая тело. И нас снова кидает в объятия друг друга. Я не помню, я не мыслю, я только чувствую.

В ту нашу ночь я лишь получала, принимала, меня ласкал, обнимал этот мужчина, сейчас же все было иначе. Смешивалось дыхание, вкус, прикосновения, тепло тел. И хотелось большего. Целовал так, что я вспоминала о том, что нужно дышать, только когда грудь начинало жечь от недостатка воздуха.

— Алечка, солнце мое!

Прохлада простыни под спиной, и я едва заметно вздрагиваю, непонимающе глядя в темный потолок, но снова поцелуй, и руки против воли зарываются в его волосы, тело выгибается навстречу. Губы опускаются все ниже, и вот, наконец, накрывают грудь.

— Знала бы ты, сколько ночей не давала мне уснуть. — Хриплый голос, дурманящий голову, слова, заставляющие вспыхнуть огнем возбуждения, руки, ласкающие грудь. — Сколько раз я мечтал подойти, обнять, увериться, что не убежишь. И целовать… губы. — Он снова поднимается выше и дарит мне сладостный продолжительный поцелуй, который лишает остатков разума. — Шейку… — Легкая дорожка вниз, горячий язык, выписывающий узоры на коже, дрожь и нетерпение. И его низкий смех, от которого у меня внутри все сжалось из-за сладкого предвкушения.

— Лир! — всхлипнула я, гладя сильные плечи и руки, перебирая прохладные волосы.

— Ну и, конечно, грудь. — Снова дьявольский смешок, и он ложится рядом, одной рукой повелительно придерживая меня за талию, чтобы я и не думала никуда сбежать, а второй, едва касаясь, обводит болезненно ноющие от желания нежные полушария, вздымающиеся от моего частого дыхания. — У тебя великолепная грудь… и очень чувствительная.

— Прекрати!

— Ну почему же? Мне было нелегко… очень долго… ох, сколько же раз она мелькала передо мной. Проклятая мода на декольте! И не стыдно наклоняться передо мной с такими вырезами? Я же мужчина… который потом долго не мог думать ни о чем, кроме того… какие же они на вкус. — Нежный поцелуй в плечо, а после так ждущего прикосновения соска всего на миг касается его теплое дыхание, его шепот: — Мед и сливки. Ты и правда очень вкусная, моя девочка.

Большая ладонь скользнула по животу, и я машинально сжала бедра.

Тихий смех, головокружительный поцелуй, тяжесть горячего тела, и я понимаю, что он уже тоже обнажен… и возбужден. Стоит ли говорить, что спустя несколько минут я уже металась по подушке, в силах только прерывисто дышать и растворяться в невероятных ощущениях?

— Лирвейн! — Вдруг порывисто села и попыталась отстраниться, но он, схватив меня за лодыжки, снова медленно притянул к себе…

— Чувствуй. И… все правильно, маленькая. В любви запретного нет.

«Чувствуй» было приказом. Он воспользовался властью орвира, и я теперь могла только стонать от удовольствия, чувствуя, как по телу пробегают волны наслаждения, как властно он меня касается и я задыхаюсь от накрывающих с головой ощущений. Тело затопила сладкая волна. Последние минуты стерлись из памяти, скрытые сплошным туманом чувственности, и потому то, что я сижу на его бедрах, прижимаясь к сильному, взмокшему телу, и бездумно глажу его плечи, оказалось неожиданностью. Изящные пальцы прогулялись по моей спине, а после мужчина обхватил меня за талию, приподнимая и… опуская. На миг я ощутила дискомфорт, изумленно вытаращилась в темноту и с писком ой-ей-ей лихорадочно скинула с себя руки Лирвейна и сползла на кровать.

— Что это было?!