Читать книгу "Аргентинское танго - Елена Благова"

Он стоял перед мной, подняв руки над головой. Я стояла перед ним с широко растянутой мулетой. Публика молчала. Хрустально звенели подвески люстры. И я слишком близко подошла к нему с мулетой. И я, ничего не говоря, взяла мулету в левую руку. И так же молча, ничего не говоря, занесла над ним руку, как заносит ее тореро, чтобы всадить в горло быка острую наваху.

И я громко, со звоном, что отдался во всех углах гостиной, ударила человекобыка по щеке.

Это был мой удар навахой. Это была моя месть ему. Это было мое торжество. Это был мой подарок ему — на его день рожденья.

— Лучше бы ты никогда не родился, Аркадий Беер, — сказала я так же тихо и внятно, приблизив к нему потное лицо.

И бросила красную тряпку ему под ноги.

И наступила на нее ногой, будто бы попирала ногой его поверженное тело. Будто бы на грудь ему наступила, на его белоглазое, гладко выбритое, ненавистное лицо.

«А теперь будь что будет, — сказала я себе. — Пусть трибуны беснуются. Может быть, он выкинет меня в окно. Выбросит с балкона. Но я сделала, что хотела. Отец, ты можешь быть доволен».

Вся кровь отлила от его лица. Он стоял передо мной, бык, наклонив лобастую голову, и в его глаза было страшно заглянуть. «Сейчас он ударит меня», — подумала я мгновенно. Но не отшагнула от него. Не опустила голову.

И он, продолжая так же тяжело, набычась, страшно глядеть на меня, запустил руку назад, за спину, и вытащил из кармана своих праздничных портков револьвер.

Я не разбиралась в марках револьверов. Я видела — револьвер увесистый, серо-стальной, с длинной рукояткой, с широким отверстием дула. Черный глаз дула уже глядел мне в лицо. Я так и знала, что этим все кончится. Отлично! Мне надоело жить так, как меня принудили жить.

— На колени, — прохрипел Беер судорогой глотки. И страшно, весь налившись багровой кровью, завопил: — На колени!

На колени? Мне — на колени?!

— Стреляй, — отчетливо сказала я ему. — Я перед тобой никогда не колени не встану. Стреляй!

Тишина в гостиной. Только хриплое дыхание Беера. Только впившиеся в нас обоих, горящие глаза приглашенных на праздник.

Он вытянул вперед руку с револьвером.

Я ни минуты не сомневалась — он выстрелит.

Сейчас. Вот сейчас!

На миг, на короткий и ослепительный миг вся жизнь промелькнула перед моими глазами. Промелькнула — и погасла. Так гаснет пламя свечи. Я знала, знала, что меня убьют когда-нибудь. Мне моя Лола, пугаясь, отворачиваясь, разбрасывая веером карты Таро по столу, невнятно, щадя меня, пыталась это сказать.

Ребенок… Мой нерожденный мальчик… Отец, не продолжится твой род…

И из толпы, затаившей дыханье, выступил вперед человек. Все тут были в костюмах от Климентович и в смокингах от Валентино — он один был в белоснежной рубахе, заправленной в узкие, плотно обтягивающие мускулистые стройные ноги, черные джинсы. Я не взглянула на того, кто вышел вперед. Я и без того знала — это Ким.

Ким Метелица, ты же киллер. Ким Метелица, убей своего хозяина!

Бодигарды убьют тогда нас обоих. Толпа разорвет нас в куски. И это нам суждено. Толпа не прощает великой любви. Чернь не прощает преступной любви, выставляемой напоказ. Люди не прощают счастливой паре красивого Эроса. Они не прощают любящим — счастья.

Ким шагнул еще и оказался между нами.

Между дулом пистолета Беера, направленного на меня, и мною, ставшую ногой на скомканную красную мулету, лежащую, как мертвый зверь, на полу.

— Отойди, — одними губами выхрипнул Беер. — Отойди, Ким. Не мешай мне.

— Давай и меня вместе с ней.

Ким заслонил меня собой. Он заслонял меня спиной, расставив руки, и я чувствовала слабый манящий, переворачивающий все во мне запах его пота, исходящий от его рубашки. Ким, любимый. Ты сам сказал — мы уйдем отсюда вместе. Только вместе. Твое видение — сбудется?!

Толпа, что же ты молчишь… Тебе любопытно, толпа?!..

Тебе всегда любопытно, во все века…

— Ты, живой щит. — Вместо голоса из глотки Беера излетал наждачный скрежет. — Пропади. Последний раз говорю…

Ким выбросил назад крепкую смуглую руку и отодвинул меня в сторону рукой. Беер вскинул револьвер, вцепившись в рукоять, и оскалился. Я поняла — вот сейчас он выстрелит! И, мгновенным движением откинувшись назад, толкнув меня всем корпусом, торсом, Ким повалил меня на пол, и я упала на паркет, и все шпильки повыпали у меня из пучка, и волосы мои, иссиня-черные, которые я ненавидела лютой ненавистью, ибо они мешали мне во время танца, всегда хотела остричь, и которые так безумно любил Иван, распуская их, любуясь ими, купаясь лицом в их смоляных волнах, как в море, распустились и разбросались по паркету, как черные живые змеи. И Беер нажал на курок как раз тогда, когда Ким, бросившись на него, как хищный кот на охотника, схватил его за запястье и взбросил его руку с револьвером вверх, и пуля попала в шнур, на котором держалась массивная хрустальная люстра, висевшая прямо над пиршественным столом, и огромная люстра стала падать вниз, и упала со страшным шумом и звоном, погребая под собой стол с россыпями яств, визжащих, закрывающих головы руками, бросающихся врассыпную людей, обломки посуды, разбитые бутылки с вытекшим на скатерть вином и коньяком, вилки и ложки из серебряного старинного флорентийского сервиза, купленного на аукционе антиквариата в Бергамо, стулья и кресла, веера дам и цветы в упавших на пол вазах. И, пока Ким держал руку Беера вот так, вверх, поднятой к потолку, железной хваткой, Беер палил, палил, палил из револьвера в белый свет, как в копеечку, и сколько пуль он выпустил, я не считала, видно, многозарядной была его железная игрушка.

— Ким! — крикнула я пронзительно. — Ким, бежим! Он всех перестреляет! Ким, у тебя твоя пушка с собой?!

Беер изловчился и ударил Кима ногой в живот. Я снова закричала. Метелица боднул его головой в подбородок, зубы Беера лязгнули, изо рта у него потекла кровь. Он выплюнул зуб на паркет. Праздничные дамы визжали, присев, за раздавленным гигантской музейной люстрой столом. Кое-кто из гостей упал на пол животом, полз по-пластунски к изукрашенной лепниной двери. Беер сделал страшное усилие и освободился от железной хватки Кима. Теперь руки у него были развязаны, и он вскинул револьвер и выпустил из него в Кима пулю. Последнюю.

Миг. Один миг.

Время вздоха.

И воздух остановился и застыл торосом в моей груди.

Мой киллер, ты не сплоховал. Ты упал на пол рядом со мной в то время, когда в тебя летела пуля. И напрасно Беер нажимал еще и еще, и еще раз на курок. Все! Он расстрелял обойму.

Пустота. Хрустальная руина, под ней — погребенный богато накрытый стол.

Ким говорил мне: все надо делать быстро, Мария. Все, кроме любви.

Беер заорал, обернувшись к застывшим у двери охранникам: