Читать книгу "Короли абордажа - Владимир Шигин"

Мнения историков относительно сравнительных качеств двух знаменитых флотоводцев шестнадцатого века расходятся. Кому-то из них ближе подвиги Андре Дориа, кому Барбароссы…

А вот мнение весьма уважаемого российского морского историка А. Б. Снисаренко: «Дориа, этот кондотьер, продававший свою шпагу тем, чей кошелек выглядел внушительней, официально числился адмиралом испанского флота, слыл национальным героем и пользовался всеми преимуществами полноправного гражданина. Барбароссу, даже в самые отчаянные моменты сохранявшего верность своему султану, везде преследовала слава вероотступника, разбойника и плебея. Преследовала на протяжении всех шестидесяти лет, когда он верой и правдой служил своему султану… Дориа и Барбаросса — долгие годы эти двое стояли лицом к лицу на рубеже двух миров. Это были достойные соперники…»

Нам неизвестна реакция Андре Дориа на смерть своего давнего недруга, а затем и тайного союзника. Скорее всего, особой печали он не испытал. Ведь, во-первых, Дориа избавился от самого грозного из своих противников, а во-вторых, со смертью Барбароссы вместе с ним в могилу ушли и многие тайны, связывающие двух флотоводцев.

Меж тем испанский и французский монархи решили в очередной раз помириться. Римский папа, уже умудренный опытом и не особо доверяя обоим, заставил императора с королем клясться на распятии. Оба клялись столь усердно, что у папы сразу же зародились известные сомнения в искренности клянущихся…

— Это, разумеется, далеко не мир! — сказал папа после окончания сей трогательной церемонии. — Но хотя бы уже какое-то перемирие!

Заговор против адмирала

Получив известие о начале перемирия, Дориа поспешил удалиться на отдых. Адмиралу шел уже семидесятый год, его мучили головные боли и подагра. Но, видно, так уж было написано на его роду, что покой не был ему сужден. Едва Дориа расположился в своем дворце, чтобы вкусить все прелести спокойной жизни, как в Генуе немедленно возник заговор с целью его убийства. Возглавил его один из вожаков местной золотой молодежи граф Лавольский Жан Людовик Фиеске, известный своими профранцузскими пристрастиями. Род Фиеске, как и род Дориев, считался в Генуе одним из самых родовитых. Многолетнее возвышение Андре Дориа значительно поколебало позиции Фиеске, как и нескольких других старых аристократических генуэзских фамилий. А потому заговор был прогнозируем и ожидаем. Кстати, о заговоре Фиеске адмиралу быстро доложили. Осведомители у Дориа даром свой хлеб не ели. Но адмирал, считая себя любимцем родного города, был весьма самоуверен в своей почти священной неприкосновенности. Мучимый приступами подагры, адмирал на этот раз лишь отмахнулся от доносителей:

— Я знаю этого мальчишку с момента его рождения! Фиеске почтенная фамилия, и оставьте их в покое!

— Вы раскаетесь, что не прислушались к нам, но будет поздно! — бросили ему в сердцах, уходя, доносители.

Но и на это седой адмирал лишь махнул рукой.

Заговору против Дориа предшествовали, впрочем, весьма значительные события. Дело в том, что незадолго до доноса умер старый друг адмирала епископ Сагонский. Являясь одним из самых богатых людей Италии и не имея наследников, он перед смертью завещал все свои земли, поместья и деньги Андре. Клан Дориа уже готовился прибрать все богатства епископа к рукам, как в дело о наследстве внезапно вмешался папа римский, тоже не желавший упустить из рук столь большой куш. По его распоряжению в Риме назначили суд по определению наследника, и, разумеется, несмотря на все усилия, семейство Дориа этот процесс проиграла. Земли епископа были объявлены собственностью папы.

Однако адмирал был не тем человеком, который упускал свое. Когда дело шло о личных выгодах, Дориа не останавливался ни перед чем! Узнав о проигрыше, он немедленно вызывает к себе племянника Жанеттина и приказывает тому, взяв отряд кораблей и ворвавшись в гавань Остии, захватить стоявшие там папские галеры. Племянник все исполнил в точности, и скоро четыре лучшие галеры папы со всеми экипажами на борту уже стояли в генуэзском порту.

Факт пиратского нападения среди бела дня на папские галеры был сам по себе неслыханной дерзостью, настоящим пиратством и открытым вызовом римскому папе. Такого не позволяли себе по отношению к понтифику даже короли! Но для обделенного наследством Дориа в мщении преград не было!

Впрочем, папа в долгу тоже не остался. Разгневанный, он велел задержать всех находившихся в то время в Риме генуэзцев, а заодно и конфисковать их имения и счета в банках. Дориа жаловался императору Карлу и снаряжал свой флот. Назревала самая настоящая гражданская война между республикой Святого Георга и Папой. Но внезапно, решив не доводить дело до крови, глава католической церкви пошел на попятную и вернул адмиралу все, что было тому завещано умершим епископом. Более того, папа решил, не забирать обратно своих галер, а изъявил желание их продать. И вот тут на сцене появился Жан Людовик де Фиеске. Съездив в Рим и получив аудиенцию у папы, Фиеске получает у него право на приобретение галер за самую смехотворную цену. Отныне Фиеске главнокомандующий четырех галер, которые подчинены все так же его святейшеству, хотя и стоят в Генуе. Для Дориа, который по праву считал подчиненным себе все, что находится в портах республики, это был неприятный сюрприз. Но поделать здесь он уже ничего не мог. Второго скандала с папой ему бы уже никто не простил. Фиеске же тем временем быстро приобретает популярность в городе. Не бедный и ранее, он вернулся из Рима вообще очень богатым человеком, а потому, задабривая горожан, сыпал теперь золотом направо и налево. Клан Дориа не без оснований стал подозревать, что папа решил убрать с политической сцены (или хотя бы подвинуть) зарвавшегося адмирала, место которого и должен был занять Фиеске. Кроме этого, ни для кого не являлась секретом и профранцузская ориентация молодого политика. Парижские эмиссары были частыми гостями в его доме. Потерпев неудачу захватить Геную извне, король Франциск вполне мог теперь рассчитывать захватить ее изнутри.

Тем временем Фиеске с друзьями уже вовсю обдумывал способы убийства Дориа. Вначале хотели воспользоваться предстоящим праздником Святого Андрея и напасть на адмирала и заколоть его кинжалами прямо в церкви, но побоялись реакции папы. Затем решили заманить Дориа со всей семьей на званый обед и там всех перерезать, но в последний момент опять побоялись. На этот раз возмущения горожан. Тем временем Дориа столь тяжело заболел подагрой, что несколько дней находился между жизнью и смертью. Заговорщиков это известие весьма обрадовало. Естественная смерть Дориа значительно облегчала переворот и не могла бы служить поводом к неудовольствию императора и папы. Однако Дориа начал постепенно себя чувствовать все лучше и лучше. Теперь на естественную смерть рассчитывать не приходилось, и заговорщики решили вернуться к первоначальному варианту. Сам Фиеске, не теряя времени даром, занимался тем, что подарками, вином и щедрыми посулами переманивал на свою сторону гарнизонных солдат. В ночь предполагаемого заговора глава мятежников с криком «к свободе» отправился захватывать стоявшие в порту адмиральские галеры, но, перебегая по трапу, внезапно поскользнулся, упал в воду, и тяжелые доспехи увлекли его на дно. Так, по крайней мере, говорит историческая хроника. Хотя вполне вероятно, что глава заговора сам пал жертвой еще некого заговора, уже среди своих сотоварищей, а может, убийство Фиеске стало делом рук сторонников адмирала? Однако ход делу покойником был уже дан. Сподвижники Фиески, не теряя времени, закололи пиками генуэзского губернатора — младшего адмиральского племянника Жанеттина. Сам Дориа в это время, мучимый болезнью, лежал дома. Узнав, что в его дом вот-вот ворвутся заговорщики, домашние на носилках перенесли адмирала в карету и вывезли в одно из его загородных поместий. Во все время бегства Дориа хранил стоическое молчание и лишь один раз разразился бранью в адрес заговорщиков, кляня их за подлость и трусость: