Читать книгу "Повеса в моих объятиях - Селеста Брэдли"

— Это ты? Это ты, мой дорогой Колин Ламберт?

Колин положил свою руку на ее, прижав ее к щеке.

— Это я, Шанталь. Я нашел тебя. И теперь ты уже можешь не бояться Гаффина.

Прозрачные голубые глаза с фиалковым отливом, обрамленные длинными ресницами, наполнились слезами.

— Ты спас меня! Мой дорогой умница! Да я теперь до конца жизни у тебя в долгу!

— Вообще-то это я такая умная, — обратила на себя внимание Пруденс. — Сэр Колин в самый неподходящий момент решил поиграть со свиньями.

Шанталь, наконец, заметила Пруденс, но только усмехнулась и вновь отвернулась, от нее. Колин бросил на Пруденс неодобрительный взгляд, заставив ее чувствовать себя виноватой. Почему она позволяет Шанталь выставлять напоказ только самые плохие ее качества?

— Сэр Колин! — Шанталь схватила его за руку. — Любовь моя! Это такое ужасное недоразумение! Я сбежала в Брайтон, чтобы спастись от него! Гаффин вбил себе в голову, что я взяла что-то, что принадлежит ему. Ты ведь не веришь в то, что я воровка, правда ведь, дорогой мой?

Колин похлопал ее по руке:

— Тебе не о чем волноваться, Шанталь. Не расстраивайся. Ты, должно быть, очень больна.

— Больна, — тяжко вздохнула Шанталь. — Да, я умираю.

Колин бросил вопросительный взгляд на доктора.

Доктор Беннет коротко кивнул.

— Я принесу свою сумку, — сказал он. — Следите, чтобы она поменьше разговаривала. — Он вышел из комнаты.

Умирает? Пораженная Пруденс встала на колени перед кушеткой Шанталь.

— Вы должны рассказать кое-что, я могу помочь вам.

Шанталь сосредоточила на ней презрительный взгляд.

— Вы? Да вы три стежка прямо не сделаете.

Пруденс отпрянула, с ее губ едва не сорвалась едкая реплика. Какое это теперь имеет значение?

Прозрачные глаза повернулись к Колину.

— Не могу поверить, что ты пришел ко мне, мой дорогой. Из всех моих многочисленных… то есть из нескольких моих джентльменов ты — самый достойный.

— Шанталь. — Голос Колина охрип и стал таким проникновенным, что это глубоко ранило душу Пруденс. Если бы она была одна, она бы точно скорчилась от боли.

Колин встал на колени рядом с тем местом, где только что стояла на коленях Пруденс, но Шанталь не поступила с ним так же, как с ней, не оттолкнула его прочь. Когда он наклонился поближе, ее поза стала еще более соблазнительной, а ее лицо приблизилось к его лицу.

— Шанталь, я должен задать тебе очень важный вопрос. Когда ты бросила меня три года назад, ты носила моего ребенка?

Колин почувствовал, как напряглась Шанталь, его щеку обдало горячим дыханием, когда она прошептала:

— Твоего… ребенка?

Все хорошо, Шанталь, — мягко сказал он. — Я забочусь о ней. Единственное, чего я хочу, — это узаконить ее рождение и привезти домой ее мать.

— О!

Он видел, как ее огромные глаза наполнились слезами счастья, и она кивнула:

— Да, да, мой дорогой. Забери меня домой.

Итак, все свершилось. Что-то внутри его, вероятно, взращенная им самим надежда, умерло вместе с этим слабым вздохом. Он почувствовал где-то глубоко боль, кашлянул. Когда он произносил эти слова, они прозвучали несколько громче, чем он намеревался.

— Шанталь, ты станешь моей женой?

Позади себя он слышал, как задыхается Пруденс. «Прости меня, моя любовь».

— О, мой дорогой! — Щеки Шанталь вдруг порозовели, словно персики. — Не могу поверить! Я самая везучая женщина. Я так долго мечтала об этом! — Потом она бросила взгляд победительницы через плечо: — Филби! Чего таращишься? Ты разве не можешь сделать что-нибудь полезное где-нибудь в другом месте? Затянуть корсет, я не знаю, или подшить край?

Зашелестели юбки, и, обернувшись, Колин увидел, как Пруденс исчезла за дверями комнаты. Он начал было подниматься.

Шанталь опустила его обратно. Хватка ее была отчаянная и удивительно сильная.

Она соблазнительно улыбнулась ему:

— Мой дорогой, любовь моя, нам надо поговорить. Нам так много еще надо запланировать и сделать!

Глава 37

Припозднившись, Колин наконец-то вошел в свой номер. Потребовалось время, чтобы убедить Шанталь ограничиться тихой церемонией как можно скорее. В то время как сама она мечтала о свадьбе как о полноценном театральном представлении. Шанталь ничего не делала наполовину.

Стараясь не шуметь, он взял подсвечник с камина и зажег свечу от тлеющего уголька. Он взглянул на диван у камина, ожидая увидеть спящего в неуклюжей позе Бейливика или крепко уснувшего Эвана.

Вместо этого он увидел женщину, которая сидела в тени, не попадая в свет огня. Нахмурившись, он подошел к темной фигуре.

— Пруденс?

Из темноты донесся красивый знакомый голос:

— Мне надо сказать вам кое-что, сэр Колин. — Она старалась говорить так, чтобы голос ее звучал как у обыкновенной прислуги.

Колин бросил перчатки и шляпу на стол, что стоял у двери.

— Мне тоже надо многое сказать тебе. Мы не закончили наш разговор там, в саду.

Она усмехнулась:

— Возможно, но почему вы стремитесь поскорее забыть кое о чем?

Колин почувствовал, что краснеет, когда вспомнил об удовольствии, которое она доставила ему. Он заложил руки за спину, на самом деле попросту не зная, куда их деть. Подходить к ней на такое расстояние было не слишком удачной идеей. К несчастью, эта идея не покидала его ни на минуту.

Потом она вступила в круг света, отбрасываемого свечой. Его Пруденс… нет, уже не его. Но и не утонченная кокетка, какой она была на балу, нет. Эта Пруденс была одета в простое муслиновое платье вместо своего наряда прислуги из грубого сукна. Платье для леди. Оно было несколько старомодным и немного жало ей в груди, но он никогда и не возражал, чтобы эта часть тела была чуть виднее. Он еще никогда не видел ее такой.

— Ты выглядишь, словно…

— Леди? — Она улыбнулась ему и подошла поближе. Он мог видеть, во что она была одета и как ее красивые длинные волосы, забранные единственной ленточкой, огненной рекой струятся по спине.

— Да.

— Потому что я леди, сэр Колин.

Когда он посмотрел на нее непонимающим взглядом, она продолжила:

— Я мисс Филби, дочь мистера Аттикуса Филби, джентльмена и филантропа, и Адель Спенсер Филби. Оба из старинных родов. — Пруденс не удержалась и с усмешкой добавила: — А я — светская львица.

Леди. Но это невозможно… впрочем, он и раньше догадывался. Ее подражание было слишком натуральным, манеры слишком благородными, даже когда она танцевала, она кружилась так умело. Этому может научить только домашний учитель танцев.