Читать книгу "На распутье - Павел Дмитриев"

Средств работы с текстом на советской ЭВМ совсем не было, о редакторе или каком-нибудь обработчике никто даже не слышал. Так что загруженная с бармалея-перфоратора[260]программа управления модемом брала из его параллельного интерфейса данные и… просто записывала их в один из двух буферов. Начиная с выбранного адреса — и до заката. В смысле, пока выделенная программистом память не кончится. Процесс много времени не занимал, так что после заполнения буфер отдавался на обработку другой программе, например, перекодировки или печати. Данные же продолжали записываться во второй буфер.

На первый взгляд все обстояло просто. Но тут ноги наступали на первые «грабли» — отсутствие единых стандартов. Из модема приходило слово на восемь бит (разрядов по местной терминологии), хотя в данной ЭВМ его заложили исключительно сорокапятиразрядным. Соответственно, получалось все, мягко говоря, нерационально: сорокапятибитное слово использовалось только на восемь бит, так как существовал лишь один адрес, по которому имелась вероятность обратиться напрямую. Поставить пять пакетов «паровозиком» друг за другом — казалось бы, вот решение проблемы, но тогда подобную операцию пришлось бы делать при любой дальнейшей обработке. Для БЭСМ-4 это оказалось немалой нагрузкой.

Дальше пошло еще интереснее. Набитую данными оперативку можно было выводить на системный «Консул» программой с гордым названием «Диалоговый монитор». Но он попросту не успевал за модемом! Вполне возможно, что его стоило переключить сразу на магнитную ленту, благо, там емкость измерялась десятками и сотнями мегабайт? Легко сказать… Всеми внешними устройствами напрямую управлял центральный процессор, и никаких интеллектуальных контроллеров! В переводе на понятный язык это означало, что если работает магнитофон, то модем должен стоять[261].

В общем, процесс более-менее отладили только на триста бод. Перекодировщики, ребята с ВЦ, написали программу, даже ГОСТовскую таблицу в общих чертах одобрили — нашли всего-то десятка полтора недостатков. Но это уже было и не особо нужно. Мучиться ради сотни килобайт в час, пары мегабайт в день, городить огород с секретностью на ТЭЦ… Оно того просто не стоило. Так что в качестве компенсации убитого на эксперименты машинного времени я посчитал на ноутбуке какую-то связанную с углем числодробительную задачу и закрыл проект.

В будущем можно договориться о записи на ленту софта, там даже секретность особая не нужна — кто же разберется в скомпилированном и упакованном коде? Хотя смысл операции более чем сомнителен: если умрет ноутбук, то ценность программного обеспечения для него будет стремиться к нулю. От фотографий интерфейсов проку на два порядка больше.

Но это мелочи. Главное — настроить физическую основу для сети Интернет. Первый шажок на длинном пути сделан. Вот только вторая, программная часть будет куда более крепким орешком.

За конторской суетой неудержимой теплой волной накатывала весна. Непривычно чистый белый снег давно посерел, осел и начал расползаться под старательными ударами скребков дворников и колесами машин. На крышах выросли сосульки, по утрам их сбивали длинными шестами противные голосистые тетки. Через первую проталину вдоль теплотрассы стала видна грязная прошлогодняя трава. Не сказать, что стало сильно жарко, даже в моем стариковском зимнем пальто на рыбьем меху и с двумя рядами пуговиц не припекало. Только нелепая кроличья шапка с завязанными на макушке ушами наконец-то перекочевала на полку, и ее сменила удобная шляпа.

Наверное, такой дурной стиль являлся нормой для СССР, но во мне резко усилилось чувство дискомфорта. Срочно требовалось легкое пальто или плащ. Однако найти в магазине что-то сносное никак не получалось. Штатный советский прикид в наличии имелся. Дефолт-сити вообще радовал неплохим выбором из трех-четырех моделей, очень похожих на изделия, когда-то висевшие на вешалке бабушкиной дачи. Все оказалось таким же серым, неудобным, но при этом чудовищно прочным и долговечным. Вот только накануне годовщины «попадания» меня совсем не тянуло на ретро, наоборот, хотелось получить что-то более похожее на двадцать первый век. Причем красивые вещи в стране однозначно были. Встречались на улице очень приличные образцы, хоть прямо бери и вытряхивай хозяев из одежки.

Самое интересное состояло в том, что даже Катя не знала точного ответа на главный вопрос социализма: «Где дают?» По-моему, она попросту не успела привыкнуть к хорошим вещам, слишком стремительным оказалось перемещение из деревенской избы на окраине ойкумены в подмосковный М-град. Да и не сказать, что первое время хватало денег, пришлось делать ремонт, хоть и плохонький, покупать мебель, всякие мелочи. Начинать с нуля — с ложек-вилок. Причем шло это параллельно с отстройкой НИИ.

Для начала Катя попробовала шить сама, заимствуя модели в фильмах из ноутбука. Иногда получалось на удивление удачно, до шока и зависти соседок и сотрудниц НИИ. Но все портили более чем посредственные ткани, многие модели одежды реализовать оказалось принципиально невозможно. Только после Нового года у моей жены вместе с растущим благосостоянием проснулся настоящий вкус к хорошим вещам. Но обещанная норковая шубка была нам еще не по зубам. А там и быстро растущий живот отбил все мысли о нарядах как минимум на полгода вперед.

Осторожные расспросы показали на целых шесть источников дефицита. Это были мелкие спекулянты, они же «знакомые знакомых», блат в системе торговли, партноменклатурные заказы и спецсекции универмагов. Вещи покупались и в недавно открытых и уже нашумевших «Березках», да секонд-хендах шестидесятых — комиссионках. Последним в этом ряду стояло случайное везение, когда на прилавок магазина невесть откуда валился качественный импорт.

Местные знакомые предлагали полную туфту, связями в дефолт-сити мы обрасти не успели, в местную партийно-номенклатурную элиту влиться не могли. К М-градской системе привилегированных заказов я, как директор, был давно подключен. Вот только проку от этого получалось немного. Ассортимент и качество могли, конечно, внушить самоуважение обладателю пропуска где-нибудь в Н-Петровске, но на фоне близкой столицы смотрелись весьма бледно. Идею с «Березкой» Толик зарубил с ходу и напрочь, ибо покупка чеков и тем более валюты по законам СССР являлась серьезным криминалом, реально тянувшим года на три, а при отягчающих обстоятельствах применялось наказание вплоть до высшей меры.

Совсем отчаявшись, начал искать хорошего портного. Примеры работ местных спецов, откровенно говоря, не радовали. Кожа — шелушащаяся дрянь, явно выделанная в подпольной живодерке без всякого соблюдения технологии. Сшито все было неровными строчками и подгнившими нитками. Никакой проклейки и отбивки швов. Про фасоны лучше промолчать, не придется материться. Даже у меня, привыкшего к продукции Китая две тысячи десятого года, подобные изделия вызывали… сказать мягко, отторжение.