Читать книгу "Ритуальные услуги - Василий Казаринов"

Он неторопливо поднялся из травы, потянулся, разминая суставы, поморщился и коротко зевнул, словно в предчувствии Муторной, рутинной работы, поднял винтовку, еще раз осмотрел полянку через окуляр прицела. Из автобуса между тем вытаскивали гроб, ставили на подставки, а от толпы, вспухшей плотным темным овалом вокруг могильной ямы, один за другим отделялись люди, вставали в головах у покойника. Протяжные, плавно раскачивающиеся слова с тихим шелестом, словно опадающие листья, ложились на желтое лицо лежащего в гробу генерала, обряженного в парадный мундир.

Он усмехнулся и мотнул головой, не глядя опуская руку в футляр и извлекая из него черный напульсник, в котором туго вспухали три вытянутых чехольчика снайперского патронташа. Укрепив напульсник на запястье левой руки, он опять глянул на полянку: траурные речи там уже иссякли, знакомые мне землекопы и еще двое добровольцев из числа прощающихся, пропустив под днище домовины две широкие брезентовые ленты, начали медленно опускать гроб в яму.

Возникла Люка в строгом густо-фиолетовом платье, коротко переговорила с лет сорока грузным человеком, поддерживавшим за локоть крохотную седую женщину, как видно, вдову, на минуту пропала из вида и потом опять появилась, встала в сторонке, чтобы не мешать проходу к могиле отделения солдат, ведомых молоденьким, сильно нервничавшим лейтенантом.

Он осторожно вытащил из ячейки патронташа патрон, с любовью повертел его перед глазами, потом приблизил к лицу и коротко дыхнул на наконечник, словно разогревая коническое жало теплом дыхания, — что ж, это в порядке вещей, профессиональные стрелки, как правило, народ суеверный, и у каждого есть свои приметы. Эта была из разряда хрестоматийных — говорят, на пулю надо вот так легонько дунуть, чтоб ей верней летелось.

Он вставил патрон в патронник, я вышел из своего укрытия за мусорной кучей и спросил:

— Друг, закурить не найдется?

Показалось, что все это длилось бесконечно долго: ленивый поворот его головы на голос, косой взгляд через плечо, припухание сужающихся в едком прищуре век и мое невыносимо долгое кистевое движение, отпускающее на волю одну из «ласточек» фирмы «Глок», — на самом деле все произошло в доли секунды, и «ласточка» четко клюнула его стальным клювом в правое плечо. В его глазах метнулся промельк какого-то простого человеческого чувства, напоминавшего искреннее изумление, и только потом ощущение острой боли слегка замутило его взгляд — сквозь стиснутые зубы он шумно втянул в себя воздух, но не вскрикнул и даже легким стоном не выдал местоположение своего гнезда. Это был сильный противник, наверное, я его недооценил, — я, но не растительный инстинкт, который подтолкнул руку, отпускающую в полет еще одну «ласточку», смачно тюкнувшую его в левую руку. Третья пробила ногу чуть выше коленного сустава, и это был хороший бросок: острое жало вспороло сухожилие, надежно избавив его от желания упражняться в ходьбе или тем более беге.

— Ты похож на бабочку, пришпиленную к коллекционному планшету, — сказал я без злобы или раздражения, подошел, присел рядом, выдернул из-под его руки винтовку, взвесил в руке.

Он лежал в траве, вывернув лицо, и косил на меня смутным неподвижным взглядом, в котором читались не столько боль или отчаяние, сколько то холодное угрюмое выражение, что стоит в желтом взгляде затравленного и уже надежно опутанного веревками волка.

Я вскинул винтовку, заглянул в прицел.

— Хм, хорошая штука эта СВ-94… Калибр двенадцать и семь десятых миллиметра, прицельно бьет километра на два. И на такой-то дальности способна прошить любой бронежилет. Солидная штука, только зачем тебе эта махина? Она же весит больше десяти килограммов без прицела и патронов. А в бронежилетах у нас народ, как правило, не ходит — во всяком случае вон та симпатичная женщина в темно-фиолетовом платье. Ты ведь ее тут караулил? — Я погладил пальцем черную трубку прицела. — Кстати, у тебя стоит хреновая оптика. Возможно, она способна считывать скорость ветра, а электроника учитывает эту поправку при выстреле… Но у нее есть один изъян: он бликует.

— Ты видел? — преодолевая боль, тихо простонал он.

— Если ты имеешь в виду твою охоту за парочкой, предающейся любовным утехам на черной лестнице кабака, то мне трудно сказать. Возможно, и видел. Но главным образом я среагировал потому, что у меня заныло плечо. И ты промазал.

— Бывает, — выдавил он из себя. — Дрогнула рука. Я боялся попасть в нее.

— Нет, — покачал я головой. — Я тебя почуял. Я не могу этого объяснить. Просто наитие. Я чую снайпера. Как-то раз я наплевал на этот инстинкт, и снайпер сработал по мне.

— Почему ты тогда жив?

— Дуракам, говорят, везет.

— Ты не дурак.

— Спасибо на добром слове. Возможно, ты и прав. Во всяком случае, я все знаю. Про то, например, что я должен был лечь вместо Аркадия Евсеевича в дорогой американский гроб. Ну и — почему именно лечь.

Молоденький лейтенант наконец выстроил своих солдатиков. Те передернули затворы, начали поднимать стволы в небо. Я вскинул винтовку, заглянул в окуляр прицела, повел ствол вправо, туда, где на дороге выстраивался траурный кортеж, поймал в перекрестие переднее левое колесо синих «Жигулей». Лейтенант коротко махнул рукой, я выстрелил, сливая плотный звук выстрела с грохотом залпа. «Жигули» стояли достаточно далеко от полянки, и никто за грохотом салюта не заметил, как вдребезги разлетелось поймавшее пулю колесо, а «жигуль», вздрогнув и будто бы предсмертно выдохнув, уронил левое плечо и так, покосившись набок, замер.

Опуская ствол, я подумал о том, что было бы, окажись в этом перекрестии красивый лоб Люки. Да и мой не слишком красивый — тоже. Я бросил винтовку в траву и закурил — наконец-то. Все это время, что мы, бездыханные, провели на холме, мне до одури хотелось глотнуть сигаретного дыма.

— Ну вот. Завтра тебя здесь найдут. И все будет выглядеть так, как будто ты охотился за кем-то. Выстрелил, но дрогнула рука. Вместо человека попал в колесо. Какой досадный промах для такого специалиста, как ты. Ну, отдыхай тут. А мне пора.

— Куда ты? — едва шевельнув побелевшими губами, спросил он.

— Как куда? На работу. Надо немного поправить весло, потом подогнать свой челн к этому берегу. Лежи спокойно, я за тобой приеду. Ты сядешь в лодку, и мы поедем по реке. Тебе будет удобно ехать, там на носу лодки удобная скамейка. А я встану на корме и буду грести. — Я осмотрелся и вздохнул. — До вечера. По моим расчетам, ты до вчера дотянешь. Хотя… Я бы тебе не советовал. Потому что, возможно, часа через полтора сюда придет один очень на тебя злой человек.

— Всего-то один? — Он попытался улыбнуться.

— Тебе и его хватит. Когда-то уже сравнительно давно ты состоял в охране одного молодого человека, студента. И выполнил с коллегами одну его маленькую просьбу. Забрали девочку прямо в институтском дворе, отвезли куда-то за город. У нее было слабое сердце, и она просто не выдержала. — Я помолчал, наблюдая за тем, как медленно разрастаются кровавые пятна на его рубашке и правой штанине. — Тот, кто за тобой придет, был ее женихом.