Читать книгу "Солнце в рукаве - Марьяна Романова"

Но разве у извергающегося вулкана есть логика?

За пятнадцать минут извержения Надя услышала о себе многое: и то, что дружить с нею можно лишь из жалости, и что, конечно, ревновать к такой, как она, бессмысленно, и что Марианна всегда была паровозом, а Надя – прицепившимся к ней вагончиком, а вагончик, как известно даже детям, не самоходен, так что без нее, Марианны, Надя – пустое место, пустое место, пустое место.

Помнила ли Марианна о том, что «пустое место» – волшебный пароль, как джинна из бутылки вызывающий из недр Надиного подсознания серую вуаль тоски? Может быть, и помнила. Надя много раз рассказывала ей о бабушке, в детстве – с обидой и подступающими слезами, позже – с попыткой шутить. Но Марианна всю жизнь была настолько зациклена на себе самой, что информацию о других усваивала дозированно. Например, каждый год забывала поздравить Надю с днем рождения. Никогда не помнила, что у Нади аллергия – вплоть до отека Квинке – на арахис. Зато могла ни с того ни с сего сказать: «А помнишь, как в седьмом классе тебе нравился некто Петя и ты писала ему записочки? Представляешь, вчера встретила его на улице, он превратился в жирное чудовище, так вот радуйся, что у вас тогда не сложилось!» И Надя не сразу, но вспоминала, что и правда, был какой-то Петр, учился двумя классами старше, относился к Наде, разумеется, как к безликой мелюзге, и над знаками ее внимания безобидно подтрунивал.

В тот вечер она вернулась домой – вернее, в свой новый, условный дом – с тяжелым сердцем. Борис, конечно, сразу понял, что случилось, и с расспросами не приставал. Они со Светланой поужинали вдвоем, а для Нади оставили на столе тарелку картошки, жаренной с лисичками.

А ночью Надя все ворочалась, не могла уснуть. В комнате было светло – полнолуние.

– Ты медуза, Надя, – сказал однажды Борис. – Желейная медуза, которая плывет туда, куда несет ее волна, и у которой даже нет красивых ядовитых щупалец.

Пили чай на остывающей веранде. Солнце сначала было красным и круглым, как в мультфильме, а потом и вовсе утонуло за чужими покосившимися дачками.

Светлана испекла шарлотку с грушами – такую нежную, что Надя, поклявшаяся на джинсах сорок четвертого размера, что больше она ничего калорийнее огурца в рот не возьмет, съела четыре куска.

А у Светы и Бориса – любовь, возродившаяся как птица Феникс. Вот она – стряхивает пудру серого пепла с цветных еще влажных перышек, поводит твердым клювом и удивленно оглядывается по сторонам.

Утром, когда они собирали упавшие яблоки в эмалированные миски с отколовшейся эмалью, Света призналась, что это не подарок судьбы, а многократно отыгранный сценарий. Так бывает всегда.

– Я знала, что так будет, – с улыбкой призналась Светлана, и не было в этом никакой нарочитости, позы. В движениях – размеренное спокойствие, яблоки одно за другим аккуратно отправляются в миску. – Разве что это самый затянувшийся его роман. Раньше были интрижки.

– Но неужели тебе не больно? – удивлялась Надя. – Я просто слишком хорошо помню, как это было…

– Как было что? – прищурилась Света.

– Как я просыпалась в поту, как проверяла его мобильник, как мне впервые рассказали о его интрижке и какой ненужной и никчемной я себя почувствовала… – Она поежилась, несмотря на то что солнце было таким же горячим и ласкающим, как минуту назад. – И когда я узнала, что у него девушка… а я беременна. И я считала, что я в безопасности, что беременность – это как талисман…

– Вся разница между нами в том, что я никогда не обольщалась, – Света вздохнула и покачала растрепанной белокурой головой. – Мне нравится любить настоящих людей, а не придумывать их… Пойдем чайку выпьем, я тебе подробнее объясню.

Они переместились на веранду. Стояли последние дни бабьего лета, небо было бело-голубым, а пчелы жужжали так безмятежно, словно время остановилось. Света разлила по пиалам прохладный зеленый чай, высыпала на блюдечко клюкву в сахаре. Надя, проглотив одну, подумала, что она и сама стала как эта клюква. Снаружи припорошена напускной благодатью, ходит и улыбается, даже шутит, даже метко иногда, а внутри – горько-кислая, что в общем-то типично для уроженки темных болот. Света же похожа на медовое яблоко – цельная и свежая.

– Понимаешь, мало кто умеет любить настоящих людей. Мы с Борей об этом много говорили. Одна из его любимых тем. К нему в центр в основном приходят так называемые влюбленные.

– Так называемые? – усмехнулась Надя.

– Да невротики обычные, расплодилось их… Сами не понимают, чего хотят. Обижаются на жену за то, что она не похожа на мать. А когда им это разжевываешь, обижаются уже на психолога… Была вот недавно девушка одна, после попытки самоубийства. Хрестоматийная история. Двадцать лет. В юности была фанаткой Джонни Дэппа, фотографии собирала. И влюбилась в университете в мальчика, у которого была такая же стрижка. А он – в нее. С жутким скандалом уехала из родительского дома, они стали жить вместе. У нее родители консервативные. А через полгода он обрился наголо. В йога-клубе посоветовали. И с тех пор все пошло не так. Ссоры, сплошные недовольства. Девочка в депрессии. И в какой-то момент она дошла до ручки и шагнула в окно. Хорошо, что этаж – третий. Сломала позвонок и два ребра – можно сказать, отделалась легким испугом. Начали разбирать потом по косточкам и пришли к тому, что он перестал быть ее идеалом. Когда она встретила его, поверила, что идеалы существуют, а когда он обрился наголо – до нее вдруг дошло, что он – суррогат, имитация.

– А почему ты говоришь, что случай хрестоматийный? Девочка-то на всю голову больна.

– Девочка-то – да, – усмехнулась Света. – У нее все до абсурда доведено. Но отчасти так поступает большинство. Влюбляется не в реального человека, а в придуманный образ. В волосы Джонни Дэппа. Первая стадия – наполняет этот образ чертами, начинает искать в каждом жесте доказательство существования этих черт. Вторая стадия – разочарование. Потому что человек не оправдал ожиданий. Не глупо ли?

– Хочешь сказать, что вы с Борисом с самого начала договорились о честности?.. И не притворялись? Совсем-совсем? – не верила Надя. – То есть он так тебе и сказал – Свет, мол, ты, конечно, девушка хорошая, но я – знатный потаскун. И тебе совсем-совсем не хотелось его изменить?

– Да фигня это все. Нельзя изменить взрослого человека, наивно на это надеяться… Нет, я, конечно, переживала… С другой стороны, он никогда не давал повода сомневаться, что меня любит.

– Ну как это? Любит тебя, а трахает всех подряд?

– Во-первых, не всех подряд. Если бы он был банальным кобелем, я бы с самого начала не влюбилась, – рассмеялась Светлана. – Во-вторых, мне это трудно даже словами объяснить. Вот Боря бы тебе сейчас все разжевал, он это любит. А я… У меня просто никогда не было сомнений, что мы – вместе, а все остальное – так… Атмосфера доверия была в семье. Я точно знала, что он мне не врет. Ему не было смысла врать, потому что я дала ему полную свободу – не формальную, а настоящую, честную.

– И что, у тебя никогда не возникало желания, например, отомстить? – Надя посмотрела на длинные загорелые Светины ноги. Накачанные, как у Анны Курниковой. – Вон ты какая хорошенькая, наверняка охотников много.